Такая разная стихия Земли

Ответы учеников были показательными. Юншэн почувствовал энергию, но не смог принять её для себя, у него пока не было достаточно сильного внутреннего стержня, а из-за этого стихия Земли как будто смотрела на мальчика с укоризной, обвиняя его в незнании или неумении. Эрику было знакомо это чувство, оно возникало всякий раз, когда он оказывался на распутье.

А вот Сонгцэн, судя по всему, с заданием справился лучше, но его воспитание или какие-то его личные заморочки не позволили ему дать подробный ответ. Продолжать занятие при таком раскладе было бессмысленно, потому что Юншэну нужно было догнать друга на тот шаг, на который он сейчас отстал, но так, чтобы не задевать его самолюбие, и чтобы не вынуждать Сонгцэна сбавлять темп.

- Стихию каждый чувствует по-своему, - сказал Эрик. – И это нормально, что кому-то Земля кажется сложной и тяжелой, а кому-то сразу дает силы. Юншэн, тебе нужно решить, какую цель ты ставишь перед собой, скажем, на ближайший год. Будь смелее, эта цель должна быть серьезной. Не бойся тянуться к звездам, даже если не дотянешься – очень сильно продвинешься вперед, - Адлер улыбнулся. – Сонгцэн, а ты самостоятельно попробуй представить дерево, которое олицетворяет тебя. Представь его корни, которые тянутся в землю и питают тебя своей энергией. Представь его ветви, которые тянуться в космос, и почувствуй, как соки этого дерева, красная энергия, питают твое тело силами. На этом все, можете быть свободны.

Юншэн внимательно следил за Сонгцэном, когда тот отвечал. У него все получилось, но он не стал хвастаться перед мастером своими успехами. Почему? Чем он такой нереально правильный, что даже снисходительно боится обидеть, сказав об этих успехах? Стиснув зубы, Юншэн слушал то, что дальше говорил сифу Адлер. Как только мастер разрешил уйти, Лю-младший поклонился, буркнув «спасибо», и быстро, почти бегом, пошел по тропе, что вела из дикого парка.

Почему он хуже Сонгцэна? Чем тому так помогает эта дурацкая каллиграфия, эта вся дисциплина, эта вся тошнотворная правильность. Еще и говорить придет, на него нельзя так просто обидеться, чтобы он не начал задавать триллион вопросов. В горле стоял горький комок, глаза щипало, а Юншэн упрямо уговаривал себя, что мужчины не плачут даже в восемь лет.

Он побежал к дому так быстро, как только мог. Почему он не может знать магию Земли так, как знает дедушка? Неужели он хуже отца и деда, и ни на что не способен? Почему у него нет никаких целей и планов, почему ему не говорят с детства, кем он должен стать, когда вырастет? Юншэн вбежал дом, буквально пролетев мимо отца, и заперся в своей комнате.