Мастер-класс по охоте в горах

Прошло около трех недель с тех пор, как Чин купал Дина в ручье. Наступила осень, линька наконец-то заканчивалась, и в зверином облике было находиться намного приятнее. В этот раз Чин все же назначил ночную тренировку, потому что хотел показать сыну, как нужно охотиться. Еще накануне он долго объяснял в теории, как нужно выслеживать добычу и подходить к ней с подветренной стороны, но лучше один раз показать, чем сто раз рассказывать.

- Веди себя тихо, когда выследим добычу, спрячься в кустах и замри. Ловить буду я, ты пока будешь только смотреть, - еще раз объяснил Чин. – Теперь можем превращаться.

Он принял звериный облик и легкой рысью устремился по узкой тропе к горному склону, заросшему колючим кустарником. Чин стал принюхиваться, ища среди ночных осенних запахов тот, который был сейчас нужен – резкий запах мускуса, выдававший присутствие кабарги.

Сегодня была не просто ночная тренировка, сегодня папа решил взять его с собой на самую настоящую охоту! Дин понимал, что его роль – тихо сидеть в кустах и не мешать, но он все равно чувствовал небывалый азарт.

- Я понял, па, - отозвался сяохуанди перед тем, как превращаться.

Всем были хороши тренировки в зверином облике, кроме того времени, что занимает само превращение, потому что перекидываться хоть и уже не так страшно, но все равно очень больно. Тигрёнок снова некоторое время просто приходил в себя, привыкая к новому восприятию окружающего мира. В темноте он видел очень хорошо, намного лучше человека. Кошачий слух также позволял замечать все, что происходило вокруг, а нос улавливал новые запахи.

Дин побежал следом за отцом и остановился в паре метров от него, когда тот начал принюхиваться. В ночном свете шкура золотого тигра казалась очень яркой и заметной, значит, будет легко не отставать от отца.

Поначалу ветер не подсказывал ничего полезного. Чин довольно долго прислушивался и принюхивался. Он стоял, задрав морду вверх и навострив уши, даже не обращая внимания на находившегося рядом Дина. А затем, как только ноздрей коснулся тот самый аромат кабарги, побежал вдоль склона, чуть присев на лапах, в сторону лишь ему известных звериных троп, которые должны были вывести к нужному месту. Ветер был его союзником: он подсказывал, где находится дичь, позволяя оставаться незамеченным.

Сейчас Чин считал, что охота будет удачной, потому что на днях ловил дичь в одиночестве, чтобы освежить в памяти инстинкты и навыки хищника, разожравшегося на казённых харчах и отвыкшего самостоятельно добывать пропитание.

До кабарги оставалось метров триста, и с каждым шагом запах казался все сильнее. В такие моменты хищник больше слушал инстинкты, чем человеческий разум, и эти инстинкты лучше вели к цели. Вот уже вдалеке можно было расслышать эхо от тонких копыт, скакавших по камням, но тут нельзя доверять ушам – звук в горах постоянно обманывает. А вот нос не врет, он безошибочно подсказывает, откуда пахнет мускусом.

Папа принюхивался и прислушивался, а потом тихо побежал вперед, петляя горными тропами, и Дин изо всех сил старался не отставать и не шуметь. Он чуть лучше справлялся со своим пока неуклюжим телом, но все равно время от времени то наступал на хрустевший под лапами сухостой, то и вовсе встречался лбом с горной породой, не вписавшись в очередной поворот. Сейчас тигрёнок и сам стал чувствовать запах, который вел к дичи его отца. Дин никогда прежде не ел мяса добычи, но он почувствовал, как рот наполняется слюной, а желудок урчит в предвкушении самого вкусного ужина.

Сознания человека почти не было, прошлые рассказы отца вспоминались лишь очень смутно, но все те же инстинкты велели слушаться старшего и не мешать ему во время охоты. Старший учит, младший учится. Такие законы приняты в стае, даже если стая эта состоит всего из двух тигров.

Дин согнул лапы, стараясь подражать отцу, который быстро крался по очередной тропе. Тигрёнку так было не очень удобно идти: лапы затекали, а в глаза лезли какие-то ветки кустов, из-за чего он мог в любой момент потерять отца из виду. Может, при таких размерах можно было и встать в полный рост, но все те же инстинкты велели тигрёнку повторять каждое движение за наставником.

Дин начал красться. Он поднимал много шума, но меньше, чем можно было ожидать. Чин замер, выпрямился и принюхался снова. Метров сто, за тем поворотом тропы. Сейчас начинался самый сложный этап охоты: подкрасться как можно ближе и залечь в засаде. Именно в этом проще всего допустить ошибки, выдав свое присутствие, и именно здесь у Дина были все шансы всё сорвать. Чин уже намного лучше освоился со своим внутренним зверем, чем в тот день, когда чуть не загрыз Дани, помешавшую его охоте, но мелкому все равно могло серьезно перепасть. Чин строго посмотрел на сына, затем присел еще ниже и прокрался по тропе ближе к дичи, высматривая подходящее место для засады. За склоном находились заросли кустарника, но они шуршат, а Дин не сможет пробираться бесшумно. Единственным вариантом было пробираться вдоль кустов, не касаясь веток.

Чин направился по выбранному пути, время от времени оглядываясь на сына. Постепенно он перешел на медленный шаг, при котором он прислушивался и принюхивался перед тем, как поставить лапу. Отсюда кабаргу уже было видно: она, вернее, он, щипал траву метрах в четырех от кустарника. Совсем близко, когда удается учуять уже не только запах мускуса, но и, кажется, запах теплой крови и ароматного свежего мяса. Чин припал на передние лапы и приготовился к прыжку, переступив задними лапами так, чтобы все тело было напряжено, как пружина. От Дина требовалось только не шуметь.

Отец замедлил шаг, а затем стал красться тихо-тихо и медленно-медленно. Дин на него чуть не налетел, затем замер и очень робко побрел следом, внимательно глядя под ноги. Между веток он смог разглядеть горного оленя с длинными странными задними ногами. Папа готовился к прыжку, а дичь не замечала двух тигров, истекавших слюнями в предвкушении охоты. Дин попытался повторить стойку за отцом, хоть и знал, что ему самому нельзя прыгать за добычей. Он почувствовал, что мог бы так сигануть на полметра, а то и на метр вперед, несмотря на то, что собственные лапы все равно казались ему большими и неуклюжими.

Тигрёнок понимал всю важность момента. Хищник ловит дичь, дичь старается не попасться хищнику, и победит тот, кто будет более умным и более ловким. Пока побеждал папа, ему вон только прыгнуть оставалось. Интересно, как далеко он сможет сигануть с такими толстыми, как бочка, боками? Дин был уверен, что всяко дальше, чем он сам.

Но ветки мешали смотреть, и тигрёнок шагнул вперед, чтобы лучше разглядеть то, что будет происходить дальше. Он не заметил, как зацепился ухом за ветку, которая тут же зашуршала, казалось, с половиной кустов вокруг.

Все шло по плану, пока Дин не поднял шум. Кабарга вздрогнула и уже начала прыгать в сторону, но Чин, не упустив момент, тут же бросился на дичь, одним ударом мощных клыков переломив ей хребет. Следом он впился в глотку кабарги, прикончив добычу, и лишь затем обернулся на чуть не сорвавшего охоту тигрёнка.

Кровь кабарги сейчас темным пятном растекалась по высохшей траве, впитываясь в красноватую землю. Чин облизнулся, затем подозвал сына ближе, ведь тот уже ничего не мог испортить. Он не злился, понимая, что тигрёнок еще только учится, зато гордился собой, что все же успел среагировать до того, как дичь поскакала от него зигзагами по горным склонам. Тигры – звери гордые, за упущенной дичью не гоняются. Это было утешением с целью сохранить лицо, потому что никакой тигр не угонится за кабаргой, которая уже заметила хищника и петляет на длинных тонких ногах по самым непролазным склонам, лишь бы уйти от погони. Эту дичь можно достать только из засады и, как правило, лишь с первой попытки.

Дикие тигры были более сноровистыми в охоте, потому что иначе им пришлось бы вымереть с голоду. Чин охотился от случая к случаю, иногда с очень длинными перерывами, потому мог действовать лишь наверняка, и был рад тому, что сегодня удалось сохранить лицо перед сыном.

Дин уже подумал, что все испортил, но отец бросился на добычу и все же успел её поймать. Тигрёнок робко выглянул из-за кустов, чтобы посмотреть, как старший будет расправляться с кабаргой. В человеческом облике Дин мог почувствовать жалость к горному оленю или неприязнь из-за вида бурлящей крови, вытекавшей из перегрызенной глотки, но тигр воспринимал все как должное. Он чувствовал голод и понимал, что само устройство мира велит одним есть других, не ради забавы же тигр ловит кабаргу.

Тигрёнок подошел ближе, чуть припадая на передние лапы и принюхиваясь к такому манящему запаху парного мяса. Он не решался первым приступать к еде, зная, что старший тут – папа. Он не решался даже слизывать текшую по земле кровь, которая тоже казалась очень вкусной. Дин облизнулся, снова почувствовав, как урчит в желудке, и вопросительно посмотрел на отца.

Он не был серьезным взрослым хищником, не был грозным тигром – королем гор, но зато был почти котёнком, и решил воспользоваться этим как конкурентным преимуществом. Дин посмотрел на отца большими круглыми блестящими глазами цвета янтаря, пару раз моргнул, так чтобы эти янтарные глаза тронула искренняя слеза, и вытянул вперед морду, принюхиваясь, мол «у вас тут еду дают, а можно мне тут постоять, понюхать?».

Чин внимательно посмотрел на тигрёнка, не решавшегося первым лезть к добыче. Это в человеческом облике Дин был наглым как незнамо кто, а в зверином все же слушался инстинктов. Золотой тигр добродушно прищурился, затем вспорол зубами брюхо кабарги и подозвал тигрёнка, уступая ему право выбирать самые вкусные куски. Дин в зверином облике никогда прежде не пробовал сырую дичь, и сейчас было интересно посмотреть, как на нем скажется этот важный для тигра-оборотня опыт. Тигрёнок явно не смущался вида крови, и реагировал как зверь, а не как человек, при этом он был младшим, потому не был опасен. Чин сел чуть в стороне и принялся лениво умываться, стирая следы крови с гривы, груди, лап и морды.

Сегодня Дину можно было чуть дольше находиться в зверином облике, и потому спешить им было некогда, а кабарга была достаточно крупной, чтобы её хватило на ужин обоим тиграм. В окрестностях Линь Ян Шо действовало негласное правило: оборотни-хищники могли охотиться, сколько вздумается, но нельзя было бросать убитую дичь. Её нужно было либо съесть на месте, либо отнести в столовую монастыря, чтобы мясо не пропадало.

Инстинкты сами подсказывали Дину, где искать в туше самое вкусное. Чин заметил, как пропадает человеческая робость в глазах тигрёнка, и вскоре понял, что его сын полностью растворился в своем зверином облике. Это не было опасным, все же у Дина уже был какой-никакой опыт превращений, а сейчас он ни на кого не мог броситься так, чтобы не огрести сильнее противника. Самое время для изучения превращений и первой охоты, тогда в будущем контроль будет намного выше.

Дождавшись, когда тигрёнок наестся, Чин тихо рыкнул и сам подошел к туше. Грешно пренебрегать такой возможностью полакомиться свежей добычей, а в мелкого целая кабарга не влезет, как бы тот ни давился, пытаясь съесть побольше. В итоге тушу удалось прикончить довольно быстро, и вскоре от кабарги остались только обглоданные белые кости. Если бы Чин сейчас был один, он выбрал бы себе место повыше и лег спать, чувствуя себя в полной мере довольным жизнью хищником. Но Дину скоро нужно было превращаться обратно.

Чин принялся умываться и вычищать шерсть от следов трапезы, после чего стал ждать, когда тигрёнок тоже справится с этой задачей. Тигры – чистоплотные звери, они не хотят с окровавленной гривой после охоты.

Наевшись досыта, тигрёнок был готов мурлыкать от удовольствия, развалившись где-нибудь на сухой траве круглым пузом кверху. Но отец начал умываться, и пришлось повторять за ним. Шкура по-прежнему чесалась из-за линьки, хоть и меньше, чем три недели назад, и от набивавшейся в рот шерсти начинало мутить. Умывшись, Дин лениво подошел к журчавшему неподалеку горному ручью и принялся с жадностью пить ледяную воду. Лишь после этого он снова вернулся к золотому тигру, сел и обвился коротким хвостом.

Тигрёнок выглядел сонным и немного всклокоченным. Он сыто облизался, зевнул, затем дружелюбно прищурился, типа не он это кости кабарги тут облизывал, он с бантиком играл вон на той полянке в стороне. А затем начало просыпаться сознание человека, потому что снова тигриное тело не казалось таким удобным, каким было только что. Видимо, и эта тренировка подходила к концу. Но пока отец не велел превращаться обратно, Дин не перевоплощался в человека, дожидаясь указания. Мало ли, вдруг снова придется лезть в ручей плавать?