Автор | Пост |
---|
Обитатель | Комната, которая досталась Гунмао, находилась в угловой части дома сбоку от комнаты хозяйки, которою звали Ким Монкут. Помимо хозяйки, её дочки и дочкиного сына, которого Монкут считала позором семьи, а не внуком, в этом доме никто не жил. Хозяин помер пару лет назад, с тех пор хозяйка сама следила за домом и сдавала комнаты, если вдруг кого заносило в эти дебри.
Et on s’en lasse De nettoyer à l’acétone Les plus belles traces. Сволочь он, но какая-то хорошая сволочь. (с) Леди Грей Душа поет, кардиограмма пляшет, года идут, а дурь все та же... (с) она же |
Обитатель | Второй день в деревне был еще бесконечнее первого. Гунмао был готов выть на луну из-за того, как сильно он хотел вернуться в Пекин. Он не мог нормально спать, потому что рядом не было Цириллы, потому что бок болел, матрас был жестким, в комнате было душно, а еще периодически кричал ребенок Пуонг. Интересно, как там Тай и Тео. Если в новостях сказали о том, что он в розыске, учительница Баи измотает пацанам все нервы, она и так постоянно капает им на мозги, что они вырастут бандитами, а тут еще и папа отличился. Как там Кошка? Передали ли ей письмо, поняла ли она то, что он хотел сказать? На квартиру наверняка нагрянули с обыском, Тигр должен был помочь, но сколько раз Цирилла прокляла своего бандита-мужа, когда мусора рылись в её вещах? Кошка, если бы можно было тебе хотя бы просто позвонить, чтобы просто услышать твой голос. Пекин казался сейчас далеким, как другая планета, и даже каким-то нереальным.
Et on s’en lasse De nettoyer à l’acétone Les plus belles traces. Сволочь он, но какая-то хорошая сволочь. (с) Леди Грей Душа поет, кардиограмма пляшет, года идут, а дурь все та же... (с) она же |
Обитатель | Как назло, когда было нечего делать, и можно было спать до обеда, Кот просыпался не позднее десяти. На третий день в деревне он уже познакомился с соседями Монкут и убедился, что в этой глуши даже нет питейных заведений. Более того, возникли проблемы с поиском собутыльников, но зато Гунмао почти сразу узнал, где здесь магазин, который был довольно далеко, но местные мальчишки за разрешение оставить сдачу себе всегда были рады сгонять туда на велосипеде, и им продавали и сигареты, и алкоголь. К полудню уже было жарко. Кот почесал заросший трехдневной щетиной подбородок (бриться в здешних условиях было весьма проблематично) и осмотрелся. Он уже второй час без дела слонялся по деревне, пытаясь придумать, куда себя деть. Завтра обещались приехать Ли и Ван, хоть какое-то разнообразие, но сегодня день еще только начался, а уже казался бесконечным. - Эй, китаец, - послышался голос за спиной Гунмао. Кот обернулся и увидел древнего деда, который курил, подпирая спиной ворота одного из домов. Дед ничем не отличался от других местных: грязный, растрепанный, в выцветшей полинялой одежде. Ему могло быть шестьдесят, могло – сто шестьдесят, небось сам не помнил. - Чего? – отозвался Кот, но все же приветствовал старика полупоклоном из уважения хотя бы к возрасту. Беспонт без причины ругаться с местными, когда неизвестно, сколько придется здесь прожить. - Зайди, выпьем, - сказал старик на китайском. – Все разъехались, посидеть не с кем. Такие предложения Гунмао можно было не делать дважды. На время вынужденного изгнания фу шан шу сухой закон отменялся, и это представлялось единственным способом сбежать не от Пекина, а уже от себя. Просто спиваться одному было как-то совсем неправильно, так что возможности завести собутыльника Кота обрадовала несказанно. - Как скажешь, отец, - с легкостью согласился Гунмао. Et on s’en lasse De nettoyer à l’acétone Les plus belles traces. Сволочь он, но какая-то хорошая сволочь. (с) Леди Грей Душа поет, кардиограмма пляшет, года идут, а дурь все та же... (с) она же |
Обитатель | Старика звали дед Ким. Он жил с дочерью, зятем и двумя внуками. Жена его давно померла, потому за домом следила дочь, а зять на неделю уехал в город, нашел там какую-то работу. В тот день дочь хозяина с детьми уехала в райцентр до вечера, потому что по четвергам туда ходил автобус, и можно было нормально сходить за покупками. Все это старик рассказывал Коту, пока они пили мутный местный самогон, сидя в тени во дворе дома на складных стульях за импровизированным столом, состоявшем из двух деревянных ящиков, накрытых клеенкой. - От кого ты прячешься-то? – полюбопытствовал дед Ким после очередной рюмки. - С чего ты взял отец, что прячусь? – усмехнулся Кот. - А с чего-б тебе, городскому, еще и китайцу, в глушь такую ехать? Вижу, что прячешься. Да не бойся ты, оно мне надо рассказывать? – старик добродушно улыбнулся. - Да так, проблемы. Нужно пересидеть, пока не разберутся. Подставили меня, - сказал Гунмао и заметно погрустнел. - Бандит? – понимающе спросил дед Ким. – Не отвечай, вижу, что бандит, - он кивнул, указав на украшенное эмблемой семьи плечо Кота, которое не скрывала майка без рукавов. – Приятели твои кому попало помогать не станут. Знаю я их, отмороженные ребята, но нашим плохого не сделают, а то и денег подкинут, если надо чего. - Ты, дед Ким, не в полиции раньше работал? – спросил Гунмао, прищурившись. - Нет, сынок, контрабандой баловался. Потом вот завязал, семью завел, - признался старик. – Тебя, китаец, увидел, сразу понял, чем примерно на жизнь зарабатываешь. Но не переживай, мне не надо о том с соседями судачить. Давай выпьем лучше. Самогон под скромную закуску да еще и по жаре довольно быстро дал по мозгам, и Гунмао время от времени терял нить разговора. Говорил больше дед Ким: рассказывал о деревне, местных сплетнях, да травил кое-какие байки о своей молодости. Видно, что нашел свободные уши, потому что тут больше не кому было такое рассказать. Но Кот больше старался запомнить то, что старик говорил о местных. В деревне осталось всего семь жилых домов. Самым крутым тут был председатель Лим. Он рассказывал, что у него какой-то родич – большой человек в Сеуле, но родича того никто не видел, а деньги председатель получал в основном с местных, сдававших то на новую водокачку, то на новый генератор, но никогда тех благ не видевших. У председателя была супруга, дородная дама в летах, славившаяся тем, что почти всегда была ярко накрашена, а во двор выходила не в калошах или сапогах, как люди, а в тряпочных тапочках. У супруги той было двое детей, дочка семнадцати лет и сын девятнадцати, не от председателя. И был еще сын девяти лет от председателя, единственный ребенок в деревне, у которого был собственный мобильный телефон. А в остальном местные семьи были похожи: муж в городе на заработках, лишь изредка показывается дома, жена с детьми, а иногда и с родителями, на хозяйстве. Из мужиков постоянно тут жили председатель Лим, сын его, два брата Квона, которых выгнали из военного училища за пьянство и драки, Шин, тщедушный интеллигент, работавший учителем младших классов в местной школе и снимавший комнату у соседки деда Кима, сам дед Ким, и старики Тё и Ни, один в коляске, второй в маразме. Женщин было намного больше, но незамужние только падчерица председателя, Пуонг, у матери которой снимал комнату Гунмао, и две подружки Тху и Лин, оказавшиеся здесь после того, как в Сеуле позакрывали бордели. Эти довольно часто ездили в райцентр, а изредка их и здесь навещали гости. Дед Ким даже удивился, что они до сих пор не зашли познакомится с Гунмао, но тот лишь презрительно фыркнул. К концу второй бутылки Кот уже убедился, что нашел себе собутыльника на ближайшее время. Благодаря старику, время до ужина прошло за разговорами, а после ужина бравый пекинский фу шан шу вырубился в своей комнате и спал до самого утра, как убитый. Et on s’en lasse De nettoyer à l’acétone Les plus belles traces. Сволочь он, но какая-то хорошая сволочь. (с) Леди Грей Душа поет, кардиограмма пляшет, года идут, а дурь все та же... (с) она же |
Обитатель | - Причешись, кому сказала! – голос Монкут был первым, что Гунмао услышал следующим утром. Болела голова, хотелось пить, не хотелось шевелиться и становилось дурно от одной мысли о местном самогоне. Хотя, дет Ким, конечно, мужик душевный. - Может, глянешься ему, в Китай с собой заберет. Тут-то ты кому с приплодом нужна? – не унималась хозяйка дома. - Он женат, - послышался тихий голос Пуонг. - Уже и это знаешь? – голос Монкут стал чуть мягче. – Иди, причесывайся. Гунмао коснулся ладонью лба, затем потер виски, потому что голова раскалывалась на несколько частей. И снова болел и горел бок. Было жарко, хотелось пить, помереть и, главное, не слышать всего того бреда, что сейчас уловил тонкий слух Кота. Пробормотав под нос что-то нецензурное, Гунмао сел на матрасе, затем заставил себя подняться. Он оделся и мелком взглянул на себя в зеркало. Лучше б он этого не делал: помятый, небритый, с явными следами вчерашней попойки, Кот все больше походил не на лощёного фу шан шу пекинской триады, а на очередного синяка из числа местных деревенских жителей. Гунмао вышел из своей комнаты, обул сапоги, которые были тут универсальной обувью после недавно прошедших дождей, и пошел к колонке с водой, буркнув «доброе утро» одновременно хозяйке и её дочке. Он заметил, что Пуонг распустила тощую, как крысиный хвост, косу и принялась расчесывать волосы с каким-то обреченным видом. Кот принялся с жадностью пить воду, затем, чуть пошатываясь, поплелся на кухню, где его наверняка ждал завтрак. Гунмао не был голоден, но в ссылке дисциплинированно завтракал каждый день, потому что это позволяло убить еще минут тридцать-сорок каждое утро. - Сяншен, Вы б осторожнее с дедом Кимом пили, - сокрушалась Монкут, наливая постояльцу чай. – Он же бесконечно много пить может, а как на уши присядет, так до вечера уболтает. Гунмао вопросительно на неё посмотрел, но промолчал. Не хватало еще с ней спорить о том, что он не видит больше никаких вариантов досуга в этой деревне кроме питья самогона с дедом Кимом. - Погулять бы сходили, там за рощей речка есть, - продолжала щебетать хозяйка. – Если хотите, Пуонг проводить может. - Не хочу, - поспешно отозвался Кот и даже поперхнулся чаем. - Глупая она, но не плохая, - вздохнула Монкут. - Я тут причем? – мрачно спросил Гунмао. – У меня сыновья почти её ровесники. Ради всего святого, нюйши, забудьте про эту тему. Хорошая у вас дочка. Не понимаю, откуда такое желание подложить её человеку, которому пришлось бросить в другой стране жену и четверых детей. Мне в зеркале себя видеть противно, а Вы все о своем. Хотите ей жизнь устроить? Посидите с ребенком, отпустите её в город. Пусть учится, работу нормальную найдет. У вас в деревне и так на семь домов две проститутки. Хозяйка дома внимательно все выслушала, но промолчала. Et on s’en lasse De nettoyer à l’acétone Les plus belles traces. Сволочь он, но какая-то хорошая сволочь. (с) Леди Грей Душа поет, кардиограмма пляшет, года идут, а дурь все та же... (с) она же |
Обитатель | - Платье другое надень, то, что с поясом, - это уже вечером, когда Монкут была уверена, что Гунмао еще не отдохнул после дневных посиделок с дедом Кимом. - И это нормальное, - упрямо ответила Пуонг. - У него сыновья взрослые, значит, жена старая, - тише сказала хозяйка дома. Кот накрылся одеялом с головой, надеясь, что это избавит его уши от ненужных подробностей. Куда там. Пуонг собиралась зайти вечером, чтобы сменить повязку, и, узнав об этом, ей мать раздавала ей ценные указания, как правильно совращать престарелых китайских уголовников. Минут через двадцать раздался стук в дверь. - Сяншен, можно зайти? – раздался робкий голос Пуонг. - Иди к черту, я сплю, - отозвался Гунмао. - А повязка? – спросила девушка. - К черту я сказал, - громче повторил Кот. Et on s’en lasse De nettoyer à l’acétone Les plus belles traces. Сволочь он, но какая-то хорошая сволочь. (с) Леди Грей Душа поет, кардиограмма пляшет, года идут, а дурь все та же... (с) она же |
Обитатель | Ночь была похожа на бред. Хаос из самых разных образов сменялся недолгими пробуждениями, во время которых Гунмао не мог понять, где он находится. Ему казалось, что он в каких-то трущобах бегает и ищет Цириллу, а в это время вокруг снуют полицейские патрули. Выстрелы, постоянно рядом летят пули, а Кот, не обращая на них внимания, как в тумане пытается снова разглядеть за каким-то из поворотов улицы знакомый силуэт. Невыносимо жарко, затем, уже сквозь сон, все острее чувствуется боль. Что-то снова обожгло бок, Кот дернулся и распахнул глаза. - Сяншен, у вас жар, - Гунмао услышал напуганный голос Пуонг и лишь промычал что-то в ответ. Да, конечно. Цирилла, Пекин и даже узкие улочки хутунов были в другой вселенной. А это – забытая небесами деревушка в Южной Корее. В окно бил свет, уже утро или даже день. - Ли и Ван приезжали? – спросил Кот, оборачиваясь в сторону Пуонг. - Да, поехали за врачом, - отозвалась девушка. – Нужно было вчера поменять повязку, сейчас началось воспаление. - Пройдет, - ответил Гунмао и прикрыл глаза. - Вы говорили про какую-то кошку, - робко сказала Пуонг. – Звали её. Гунмао чуть заметно улыбнулся, вспоминая сначала обрывки сна, а затем и более приятные образы. Пятый день, а казалось, что уже прошел месяц, так невыносимо хотелось увидеть её вновь. Время от времени Цирилла уезжала во Францию или в Линь Ян Шо, иногда и Кот уезжал по своим делам, но прежде он знал, когда они увидятся снова, и три, пять дней не казались невыносимо долгой разлукой. А сейчас они были страшнее тюремного срока. - Не твое дело, - сказал Кот девушке. Et on s’en lasse De nettoyer à l’acétone Les plus belles traces. Сволочь он, но какая-то хорошая сволочь. (с) Леди Грей Душа поет, кардиограмма пляшет, года идут, а дурь все та же... (с) она же |