Клуб анонимных оборотней

Сандра относилась к числу тех не слишком ретивых мастеров, которые от проведения групповых занятий с удовольствием увиливали, когда была такая возможность. В первую и главную очередь потому, что следить за целой группой разом, успевая охватить взглядом и проконтролировать каждого, сложнее, чем работать всего с одним учеником - особенно когда есть тревожные сигналы, предвещающие, что группа может набраться большая. Испанку такие сигналы как раз тревожили: до неё уже некоторое время долетали задумчивые рассуждения учеников на тему "а вот превращением овладеть бы неплохо". Сперва Фуэнтес надеялась, что за эту ораву начинающих оборотней возьмется кто-нибудь другой, но время шло, никто не брался, и испанка, почти что ощущая себя бросающейся на амбразуру, вызвалась провести занятие для группы. Пока эта группа не превратилась в невменяемый снежный ком, который погребет под собой заживо следующего отважного добровольца.
Собираясь провести занятие, Сандра не планировала ничего сложнее, чем усадить учеников кружком и как следует поговорить с ними по душам. Для этой цели, как показалось испанке, отлично подходил огромный монастырский дуб, как раз имеющий внушительные, широко простирающиеся корни, на которые учеников можно было превосходным образом усадить вместо циновок. Там-то Александра и назначила занятие, и в условленный час уже ждала учеников, удобно устроившись на толстом корне и тем самым подавая пример, как рассаживаться.

Занятие по превращению Дарсии было нужно позарез. Девушка считала, что сама она никак не справляется с медитацией и прочими сложными тонкостями, через которые обязательно нужно было пройти, чтобы добраться до своего внутреннего зверя. Причём хотелось справиться с этим, не прибегая к помощи мамы, а просто как-нибудь прийти и предъявить ей свой успех - вот, мол, какая я молодец, сама распрекрасно со всем справилась. Отсюда и возникали сложносочиненные мыкания по занятиям других мастеров, теме превращений посвящаемым крайне редко. Поэтому на занятие к сифу Фуэнтес Дарси рванула едва ли не впереди планеты всей - в самом деле, когда ещё такой шанс выпадет.
Впереди планеты всей, но так и не сумев избавиться от припавшего к ней на хвост Эмиля.
Своим внутренним зверем Дарси продолжала полагать ласку, пока у неё не появилось оснований думать, что она ошибается, и искать другие версии. Эмиль же, кажется, не полагал ничего, а просто увязался следом, потому что "почему бы и нет". Дарсию такой подход бесил - она сама уже выросла из возраста, когда было позволительно хвататься за случайные занятия "потому что потому", а сложила у себя в голове некоторый план, по которому ей в ближайшее время хотелось бы жить, и теперь этому плану и следовала. Эмиль же, похоже, так и продолжал существовать как придётся. Балда несчастная.
Возле дуба Дарсия вежливо поздоровалась с сифу Фуэнтес, присела на один из здоровенных корней и сердито дернула Эмиля за штанину, толсто намекая, что ему бы нужно сделать то же самое. А то вдруг сам по себе он творить пойдёт где не просят. С него ещё и станется.

Эмиль даже и не подумал бы отпираться, вздумай Дарси обвинить его напрямую - действительно, мысль обучиться превращениям была шальная более чем полностью и залетела к нему в голову чисто случайно. Потому что почему бы и не попробовать, раз у сестры, вон, выходит. Правда, у сестры ещё много чего выходило, того, в чём Эмиль вообще не смыслил ни черта и даже не понимал, как подобные вещи, вроде той же ментальной магии, хотя бы чисто теоретически могут так хорошо помещаться у людей в голове.
Но превращения-то попроще должны быть. Плюнул через плечо, прыгнул через голову, обернулся серым волком или кем там ещё. В общем, в представлении Миля всё выглядело чертовски просто, проще некуда. И издалека пока ничто не предвещало, что впереди вдруг косяками полезут сложности.
Испанской мастерице Эмиль кивнул с жизнерадостной улыбкой - ни разу лично на её занятиях не бывал, но и как о лютом инквизиторе о ней не слышал. Стало быть, повода ни с того ни с сего ожидать извержения грома и молний не было. Дергающей его за штаны сестре Эмиль в ответ коротко и выразительно показал язык и лишь затем пристроился рядом - для этого пришлось усесться мимо корня, потому что сестра заняла лучшую и самую удобную его часть, но Эмилю и на земле сидеть было весьма неплохо.

Превращения вызвали интерес Джаз скорее по причине одного только чистого любопытства, чем потому, что девушка по-настоящему мысленно примеряла на себя эту способность и предполагала получить от неё некоторый avantage. Пока что Джасмин даже теоретически не представляла себе, как должны протекать связанные с превращением процессы. Волшебные слова "чакра" и "энергетические потоки", обычно так ловко вставляемые в рассказ о прочих магических дисциплинах и легко спасающие положение, в этот раз ничего не объясняли и никого не спасали. И Джаз шла на занятие скорее чтобы поправить у себя в голове некоторые пошатнувшиеся теоретические моменты, чем чтобы реально научиться перебрасываться в звериную шкуру и обратно.

До огромного векового дуба в диком парке Джасмин добралась сравнительно легко. Уж если что она в монастыре и могла освоить быстро и влёт, так это карту монастыря и прилегающих территорий, и с этим Джаз, уделив несколько вечеров старательному и напряженному ориентированию на местности, действительно справилась, не надрываясь. И теперь, пожалуй, ориентировалась на местности не хуже тех, кто жил в монастыре с самого рождения. Хотя некоторые местные легенды по-прежнему вызывали у Джаз глубокое изумление. Например, одна такая легенда гласила, что здоровенному дубу всего-то несколько лет от желудя, а никак не несколько веков. Глядя на толстый, в несколько обхватов ствол и раскидистые корни, Джасмин в это верила очень слабо. Но и сейчас, здороваясь и занимая своё место на одном из корней, дисциплинированно не стала разводить дискуссию и всплескивать руками: "Expliquez-moi, как оно здесь могло такое вырасти, да ещё и так быстро?"

Превращения Эльзу манят особенно – это для неё нечто эдакое-разэдакое, восхитительное, изящно-мистическое, особенно если брать во внимание, что и в качестве альтер-эго немка надеется отхватить себе кого-нибудь изящного. Вроде кошки или, например, эффектной птицы. С такими допущениями думать о своих возможных способностях к превращению становится совсем сладко, и Линдеманн как-то абсолютно упускает из виду, что сам процесс превращения выглядит не слишком эстетично. Меняющие форму кости, то нарастающая, то облезающая клоками шерсть – словом, красоты мало. Но девушка с непревзойденной лёгкостью умудряется об этом не думать. И запросто отвлекает себя куда более приятными мыслями.
У корней дуба пока что в основном собираются девушки, и мастер тоже девушка, и к тому моменту, как на месте занятия появляется Линдеманн, юноша в группе учеников всего один. Так что именно ему, несмотря на его явную вопиющую молодость, достается от Эльзы самая обворожительная улыбка – Эльзе ничуть не жалко приложить немного усилий и немного попривечать мальчика, пока иных, более подходящих по возрасту кандидатов ещё даже на горизонте не видно. Закончив раскланиваться, Линдеманн манерно обмахивает рукавом корень дуба, с изяществом усаживается и кидает короткий обеспокоенный взгляд на рыжую девушку – Эльза чувствует, что на этом занятии она может запросто оказаться не самой показательно-прекрасной, но безропотно мириться с этим не хочет.

Пробуждавшуюся в ней было способность к превращениям Ярина запрятала в самый дальний угол души так давно и безнадёжно, что если бы внутренний зверь мог умереть от томительного ожидания - десять раз бы уже помер. А может статься, и правда уж помер, кто их знает, этих зверей, что с ними происходит, когда их бросают. В любом случае, надо выяснять, бросать зверюгу даже не на полдороге, а вообще в самом начале пути - это не дело совершенно. Тем более что Ярина всё по-прежнему мечтала однажды начать помимо прорицаний и ментальной магии преподавать что-нибудь ещё. Превращения же казались ей неплохой альтернативой, и, что главное, интересной, причём явно не только ей самой интересной, но и ещё немалому числу учеников.
Кстати, об учениках - хоть Ярина и подошла на занятие заранее, их уже на корнях дуба собралось столько, что рыженькая одесситка нутром почуяла: и ведь подвалит ещё больше, и выйдет аншлаг ничуть не хуже, чем был у неё самой на ментальной магии. Кивнув Эмилю и его сестре, единственным твёрдо знакомым девушке ученикам - причём Эмиль, ухитрившийся из упрямого вертлявого паренька вырасти в широкоплечего эффектного парня, до сих пор Ярину поражал и слабо монтировался с образом доставшегося ей на попечение худощавого подростка, - Ярина поклонилась и двум взрослым девушкам, в заключение поклоном поприветствовала Александру и тоже выбрала себе место на корнях дуба, старательно вспоминая всё то, что она знала конкретно о своём зверином облике или вообще о превращениях в целом. Наверняка ведь Александра нечто подобное спросит, и нужно будет оказаться готовой к устному ответу.

С местными мистическими практиками, помогающими пробудить "зверя внутри", Кортни до сегодняшнего дня дела не имела. Каждый раз, когда в монастыре намечалось нечто подобное, Янг лаконично говорила "ы" и отходила в сторону, не мешая умным людям быть умными, а тронутым - тронутыми. Сегодня же по непонятной причине девушка возжелала к этой компании присоединиться. Может, чтобы самой стать то ли умной, то ли тронутой, а может, по причине каких-то иных мотивов, скрытых так хорошо и качественно, что даже самой Янг они были не особо ясны. Но, покряхтев какое-то время, как старая бабка, Кортни всё же собралась и выползла в свет, где её видели крайне редко - учиться, заниматься и всё такое прочее. Надо же хоть чему-то учиться, а то мало ли, однажды мастера решат, что учеников в монастыре стало как-то чересчур много, и проредят ученические ряды, и половину выкинут за порог, за леность - так это Янг в числе первых вылетит, она же вообще не делает ничего.

Заявившись на занятие, Кортни первым делом поприветствовала мастера и только после этого принялась внимательно разглядывать других учеников, уже зимующих (веснующих?) под деревом. Оглушительно и безусловно ей была знакома только Эльза, которой Янг немедленно и радостно помахала. Остальные ученики сперва показались совершенно незнакомыми, но, поразмыслив, Кортни сообразила: а, одну нежную девочку видела лет сто назад на занятии по тессенам. Причём нежная девочка с тех пор знатно выросла и, очень возможно, не только внешне. Этот вопрос брюнетку так заинтересовал, что она, не откладывая, подсела к девочке, сунула ей ладонь для рукопожатия и представилась: - Кортни. Мы на тессены как-то вместе ходили, помнишь?

В то, что превратиться в зверя она обязательно сумеет, Кристина верила твёрдо и даже как будто знала, в кого именно обращаться будет: в волка, в кого же ещё. Для Крис выбор её внутреннего альтер-эго вообще протекал как-то очень просто и состоял всего из двух вариантов: либо волк, как у отца, либо куница, как у матери. Вариант с куницей девушке как-то интуитивно нравился не слишком, причём в силу абсолютно необъяснимых причин. Вроде бы и животное грациозное, но что-то в этом душу не устраивало. Поэтому вариант оставался только один: волк. Точнее, волчица, если домножать на то, что Крис всё-таки девочка.

Печальным было то, что после этого очевидного выбора начинались какие-то туманности и неясности, и мысленно увидеть своего внутреннего волка, от кончиков лап и до кончика хвоста, включая швет шубы и цвет глаз, у Кристины не получалось - да вообще никак не получалось, что уж там. Именно поэтому и требовалась помощь мастеров, и именно поэтому Кристина так возликовала, узнав, что мастера как раз сами так вовремя назначили занятие. Девушка вывернулась из рук у Каэтаны, как раз планировавшей для сестёр что-то другое, возможно, тоже увлекательное, наскоро отделалась извинениями и была такова.

Бежала на занятие Кристина в стойком ощущении, что она уже опаздывает. Поэтому, вопреки примеру уже собравшихся учеников, сотоварищей по занятию особенно не рассматривала. Крис поздоровалась с мастером Фуэнтес, краем глаза углядела, что пришли Эмиль и Дарсия, и постаралась воткнуться среди корней дуба куда-нибудь поближе к ним. Только после этого Кристина наконец выдохнула, поняла, что никуда-то она не опоздала, и тоже начала с любопытством вертеть головой. Время, как выяснилось, ещё есть, время пока терпит, а интересных людей уже собралось вон сколько, и наверняка ведь ещё скоро придут.

На занятие по превращениям Розмари рвалась не хуже полковой лошади, заслышавшей зов трубы, только что землю копытом не рыла. Причём, вопреки этой явно конской ассоциации, британка мечтала стать скорее кем-нибудь кошкоподобным. Точнее, как — мечтала: все мечты у Розмари были строго основаны на неких имеющихся в реальности предпосылках. Конкретно сейчас в качестве таких предпосылок выступало порой успешно прорезающееся у девушки умение отлавливать своего блудного, вечно куда-то летящего попугая. И железная логика здесь говорила, что у лошади нет никакой возможности перехватить птицу на лету, а вот у кошки есть все шансы. Оставалось лишь выяснить, насколько суровая реальность согласуется с голосом железной логики.

Желающих проверять себя подобным образом к огромному дубу прибежало много. Розмари чуть слышно вздохнула, напоминая себе, что от хорошего надо потихоньку отвыкать. Давно ли было так прекрасно, что британка приходила на занятие, а там от силы человека три-четыре, и все легко и просторно помещаются. Похоже, теперь пришла пора об этом забыть и теперь на каждом занятии обречённо размещать себя не иначе как в толпе. Розмари обречённо разместилась — то, что парней почти не было, ее не удивило, вот если бы их вдруг прорезалось больше трёх человек, тогда да, британка пришла бы в изумление, — и принялась терпеливо ждать начала занятия. В этой подготовительной части у Розмари традиционно и вариантов-то других не было.

Вопреки всем усилиям мастеров-целителей, весной Эйнар окончательно перестаёт видеть правым глазом и уже не уверен, что это можно временно поправить так же легко и непринуждённо, как не раз поправляли до этого, поддерживая зрение в рабочем состоянии. Юноша и без того в курсе, что дело не в самих глазах, а в зрительном нерве, чинить который — работа тонкая, сложная, не всем мастерам доступная, не под силу тем добрым женщинам, которые сейчас согласны с норвежцем возиться. И потеря одного глаза ставит Эспеланда в тяжёлое положение, заставляя думать напряжённее прежнего и удваивать свои неторопливые усилия, удваивать во всех смыслах.
Разговорившись как-то вечером с соседом, Эйнар приходит к вопросу о том, обязательно ли будет незряч внутренний зверь, если слеп сам человек — и долго, усердно об этом думает.

Расспрашивать об этом Стефано бессмысленно. Итальянец, хоть и готов по мере сил рассказывать и подсказывать, не превращается настолько прочно, что даже отдалённо о чем-то подобном говорить не в силах. Эйнар терпеливо обращается ко всем своим знакомым по очереди, из всех с превращениями знакома только Райан, но в её голове — дикое ведьминское варево из знаний и домыслов, её уста — мясорубка, искажающая и без того не самый чёткий рассказ, и её об этом тоже спрашивать бесполезно.
Пока Эспеланд бьётся в попытках узнать у кого-нибудь что-нибудь, заслуживающее доверия, Стефано тоже не сидит сложа руки и вскоре приносит новость, гласящую, что мастера планируют групповое занятие для новичков, как раз по интересующей норвежца теме.

Эйнар, хоть и видит одним только глазом, да и то вполовину, на занятие шагает уверенно, ходить по монастырю, не путаясь вопреки своему препаршивому зрению, он уже вполне в состоянии. Стефано зачем-то увязывается следом — хоть итальянец и сочиняет с десяток благовидных предлогов, Эспеланд уверен, что у его соседа на этом занятии какой-то глубоко свой интерес, но всё равно рад такой компании. Молодые люди приходят на занятие одними из последних, но всё же без опозданий. И Эйнар сослепу садится мимо предложенного мастером раскидистого корня, на голую землю, но виду не подаёт, приидываясь, что именно так он и задумывал.

Становиться оборотнем Стефано не только в ближайшие годы, а и вообще не планировал. Итальянец с магией дружил довольно дистанционно и лишний раз старался к ней не соваться. Ему и так от щедрот природы обломилось аж две стихии, сперва с ними бы разобраться как следует, а уж потом браться изучать что-то ещё. И всё же, для того, чтобы сегодня сунуться на занятие по превращениям, Стефано с лёгкостью мог найти до дюжины причин. Хотя среди них, признаться, не было ни одной благовидной.
Во-первых, был Эйнар, за которым Стефано считал своим долгом приглядывать. Норвежец хоть и стоически молчал, но явно продолжал постепенно терять зрение. И Стефано старался опекать его как мог - так, чтобы оказывать любую посильную помощь, но при этом не навязываться чрезмерно, не выставлять Эйнара полностью беспомощным, тем самым оскорбляя его. Прогуляться с ним за компанию на занятие, просто проверяя, чтобы не случилось никаких неожиданных неприятностей, - это была легко выполнимая мелочь. Но главной причиной - и в этом Стефано себе отчётливо признавался - был даже не Эйнар, главной причиной была Дарсия. В последние дни им с девушкой, безоглядно впавшей в учёбу, увидеться толком не удавалось. Но Стефано твёрдо помнил, что Дарсия учится превращаться, и надеялся на этом занятии её увидеть.
Надежда оправдалась полностью. Дарсия действительно была на занятии, уже в первых рядах, преданно смотрела на мастера - Стефано же пришлось мудрить, чтобы и от Эйнара не откалываться, и иметь возможность со своего места наблюдать за любимой девушкой. Намудрить нужным образом в конечном итоге получилось, и уже одно это давало твердое ощущение, что сегодня на занятие Стефано потянулся не зря.

На занятие по сложной науке превращений Эсти опаздывала, а потом чуть ли не бегом бежала, молясь небесам и богам, чтобы матсер повременила еще немного и начала не сразу, а хотя бы спустя одну минутку, потому что бежать оставалось всего ничего, сотня метров, да плюхнуться среди корней большого дуба. А там уж и дыхание перевести и осмотреться, знакомясь, с кем сегодня придется слушать, внимать и переваривать.
Она помнила, что Тео обещал провести ей занятие, но ему все было некгда, даже когда он вроде бы ничем таким не был занят. А больше всего в жизни Эстер не любила навязываться и мозолить глаза, да как-то и отстала от наставника, терпеливо дожидаясь, пока он сам вспомнит и решит,что время пришло. Но она же не может ждать так всю жизнь, и он ничего не говорил про занятия других мастеров, хуже не будет, если она сходит послушать. Определенно, станет только лучше.
Она все-таки успела. Затормозила на подходе к дереву, шмыгнула меж корней и пристроилась неподалеку, стараясь сделаться как можно незаметнее, чтобы не привлекать внимание к своему почти-опозданию. Тем более, что народа было много, вдруг и правда удастся затеряться среди остальных, благо, что ростиком она не вышла, только вот волосы могут выдать ее местоположение. Только вот тут ничего уже не поделаешь, не налысо же стричься, чтобы еще незаметнее стать, чем она сейчас есть.
В голову лезли какие-то дурацкие мысли, и Эсти поморщилась. Не о том надо думать сейчас, а о том, что внутри нее сидит что-то мохнатое и живое, что надо наружу выпустить. Вот это достойная тема для размышлений.

Александре думалось, что если она, сидя под дубом и считая приходящих на занятие учеников, успеет досчитать до десяти, то занятие выйдет сложным. Напряженным. И придётся успевать вертеться во все стороны, отвечать на несколько вопросов сразу, и всем уделять внимание, и никого не пропускать и не забывать. Представляя себе эту картинку в красках, испанка легко понимала, почему никто из старших мастеров не горел желанием браться за подобное занятие.
Фуэнтес успела досчитать аж до одиннадцати. Большое, тревожное число. Одиннадцать начинающих оборотней разного пола и не вполне схожего возраста, и каждого надо проконтролировать, каждому ответить на интересующие вопросы, каждому суметь дать полезные советы, которые помогут не буксовать на одном месте, а продвигаться вперёд. Сандра свою задачу рассматривала именно так, именно настолько подробно - работать более широкими мазками и обходиться более глобальными обобщениями, казалось ей, не имело великого смысла.
- Добрый день, - кивнула наконец Александра собравшимся ученикам. И постаралась обойтись без долгих вступлений, обозначая их общую на сегодня задачу: - Альтер-эго - зверь, которого тяжело выслеживать и сложно поймать, и охота на него не терпит спешки. Поэтому подбираться к нему мы с вами будем постепенно, пошагово. Начнём с того, что определим, на какой точке каждый из вас сейчас стоит и откуда может двигаться дальше. Пусть каждый из вас как следует подумает и ответит мне: что вы сейчас готовы рассказать о своём внутреннем звере? Точные знания, предчувствия, догадки, пожелания - всё идёт в счёт. Хотя, если что-то кажется вам очень личным, вы можете об этом только подумать и не произносить вслух, - разрешила Александра. И предложила: - Можно начинать высказываться. Кто первый?

Ученики являлись на занятие примерно все в одинаковом тоне: здоровались, садились, начинали таращиться по сторонам. Некоторые, возможно, слегка меняли порядок действий. Глобальная же суть от этого не менялась. Потом время стало приближаться к началу занятия, стало поджимать, и у учеников, прибегающих на грани опоздания, уже не было желания вертеть головой, они только вбегали и рассаживались. Джасмин наблюдала за всеми этими телодвижениями с немалым любопытством - возможно, думала Джаз, однажды и её допустят проводить занятия, и к ней ученики будут прибегать точно так же, веселым пёстрым роем. Но это если и случится, то глубоко после. Сейчас же надо бы самой в роли ученицы занятие отбыть до победного конца. И не пропустить ни капли теории - которую мастер Фуэнтес пока и впрямь подавала каплями, как видно, собираясь втирать науку в макушки учеников постепенно, порция за порцией.

- C'est moi. Полагаю, я буду отвечать première, - сказала Джаз, чуть поворачиваясь к мастеру и ученическим жестом выбрасывая руку вверх, чтобы точно обратить на себя внимание мастера и лишить возможных конкурентов любых шансов. У Джасмин не было ни точных знаний, ни хотя бы предчувствий, но раз мастер Фуэнтес разрешила и фантазии тоже пускать в дело, то за ответом дело не стояло. - Если говорить о пожеланиях, то мне нравится облик лисы. Как говорится в классике - мой любимый цвет, мой любимый размер, - и можно было бы добавить и что-нибудь ещё, но здесь уж Джаз воспользовалась выданным ей правом смолчать. И посчитала, что для первого, пристрелочного выстрела аргументов было приведено достаточно.