Сегодня праздник у девчат...

- Ты чо?! - искренне гаркнула Грей, оскорбленная таким заявлением Даниэлы. Она даже чуть не подавилась пельмешками, которыми набила рот в предвкушении очередной стопки, полной какой-то гадости, которая и гадостью-то уже перестала казаться. И тут же, забыв о чем говорила итальянка, радостно заорала напугав своей неожиданной выходкой немногочисленных оставшихся в баре посетителей: - Да, пирожных! Этих, как их...ну этих. Ну вы поняли.

Все, естественно, поняли. Цири даже не сомневалась в том, что она окажется понятой, поддержанной и обласканной. Да, с такими подругами - хоть сразу в эту...в ту самую...в битву. Ага. Цириллка сцапала рюмку, выпила, уже не ощущая вкуса, основательно закусила и почувствовала себя окончательно счастливой. О-о-о-о, как же ей было сейчас хорошо-о-о-о! Цири сейчас буквально любила всех и каждого, готова была просто боготворить и благодарить за снизошедшую ей благодать, бросаться в ноги, воздавать почести и мерно биться лбом об пол от переполнявшей ее вселенской любви. И даже тот плюгавенький мужичок за дальним столиком казался уже не таким неприятным, как в самом начале их гуляния, а вполне мог бы сойти за приличного мужчину. Если смотреть издалека. Грей даже попыталась построить ему глазки, но глазки сошлись на переносице и строиться отказались. Англичанка поерзала на месте, чуть не свалилась со стула от усердия, замахала в воздухе рукой, выделывая ею живописные кренделя и едва не убив сидящую рядом Шири, попыталась выпрямиться и захихикала откуда-то из-под стола. Под столом бвыло очень интересно. Грей видела ноги всех присутствующих и подумала о том, что это очень забавно и занимательно - смотреть на ноги посетителей.

- Ой, дева-а-а-чки-и-и! А я щас спою! Ей-богу, спою! - голосом, полным щенячьей радости, проблеяла девушка, пьяненько похихикивая и находя свое положение очень интересным. И завела, безбожно фальшивя, подвывая и завывая, то тише, то громче и, наконец, выныривая на поверхность стола. - Естердэ-э-й, ол май траблз симс соу фар эвэ-э-э-й! Нау ит лукс...чето-то там....На-на-на...Оу, ай билив ин естердэ-э-й!

Пирооооожные им, естественно никто не принес, а девушка лишь тактично объяснила, что тут подобных вещей отродясь не было. Только помидоры в карамели по праздникам, да различного рода печенюшки, которые готовят все те же местные жители. А еще она тактично заметила, что им, наверное, уже хватит маотая и пора по домам, потому что, ни для кого не секрет, до монастыря еще пару часов идти. С учетом того, в каком девушки сейчас состоянии, то если дойдут часа за три, то это уже будет сродни чуду. В общем, итальянке ничего не оставалось, кроме как пододвинуть к себе откуда-то наполнившуюся рюмку и продолжить пить вместе с подругами, чтобы залить горе от отсутствия пирожных хоть чем-то. А еще… чем дальше, тем сильнее хотелось какой-нибудь дряни из фаст-фуда. Почему жирная и сочная пища так хорошо идет под алкоголь? А фиг его знает, но в такие моменты она становится особенно божественной и желанно. Но, видимо, не судьба, раз даже эта странная водка вдруг стала еще странее. А перед глазами начал сгущаться туман. Во всяком случае, ей так казалось. А еще послышались знакомые слова мировой классики – Битлз.

- Естердээээй, - подхватила итальянка, ну очень плохо зная слова, еще хуже той же Цириллки, - на-нана-нана-нананана…Ла-лала… ик. Оооооой… - Даниэла аж смутилась от собственного ика, потому как в пьяные мозги закралась ну очень страшная мысль – она пьяна, непозволительно. И подруги тоже. А идти далеко. А еще их все ну точно запомнят. И Чин будет ругаться, точно-точно будет. Нет, ругаться – это классно, а то как-то даже неинтересно, но не в таком же состоянии, ик.

- Деввввачкииии, - в очередной раз икнула итальянка, после чего схватила первый попавшийся сосуд с жидкостью и начала жадно пить, отсчитывая девять глотков: uno, due, tre, quattro, cinque… и так далее, но все мысли стали как-то резко путаться и стали какими-то итальянско-китайскими. В смысле слово так-слово сяк. И слава Будде, что официантка вместо новой бутылки принесла старую, налив в нее простой родниковой воды. Они-так разницы не чувствовали уже, но если бы не это, то обниматься девушке с белым другом после такой попытки побороть икоту. – А давайте…ну это… того. Нах хаузе, тьфу, andare a casa, а?

Цири в последний раз вцепилась в стопку, терроризируя ее взглядом (ну а вдруг как сама сейчас подскочит и это...выпьется. сама), а потом нахмурилась, так как стопка отвечать ей отказалась. Грей расстроилась. Она очень сильно расстроилась, что стопка не хочет с ней разговаривать. Англичанка шмыгнула носом, попыталась погрозить стопке кулаком, но на седалище не усидела, излишне усердно замахнувшись, и повисла на Шири, любовно погладив ту по щечке и примостив голову ей на плечико. Вспомнила, что вроде бы пела какую-то песню, но какую именно - припомнить уже не смогла и мучиться не стала.

- Т мне тута...двай...ппрошу не выражца, - с блаженной улыбкой пробормотала Цири, вроде как уже собираясь ложиться баиньки прямо тут, на удобном плече подруги, но, тем не менее, пытаясь хоть как-то следить за разговором. Который уже и разговором-то тяжело назвать - язык не поворачивается. Великосветская беседа, которая была в начале их встречи, плавно перетекла в пьяные байки. Грей вытаращилась на Даниэлу, чтобы глаза случаем не закрылись и она не уснула, а потом ей вдруг захотелось распространить вселенскую любовь не только тому мужичку, которому вот уже полминуты старательно улыбалась и подмигивала окосевшими глазами, но и на итальянку. Шири была и так уже вся обласканная - еще бы, её плечу доверили дурную голову!

- Дани! Ты это..самое...- пауза затянулась - Цири забыла, что хотела сказать. Она вообще забыла о том, что что-то говорила. Девушка протянула руку за долькой лимона, зажевала, не поморщившись, почесала нос, капризно надула губы уточкой. - Я че-то говорила? А че я говорила?

И тут Цири стукнуло. В мозг конкретно дало, и Грей внезапно вспомнила. Только не то, что надо.

- Я ж утюг не выключила! - собственно, как она может оставить включенным утюг в Монастыре, где нет не только утюга, но и электричества - неизвестно, но ей почему-то приснилось, что у нее белье горит, а дома дети, а муж вообще неизвестно где шляется. Англичанка с огромным трудом приняла позу вождя пролетариата, воздув руку в воздух и скомандовала: - Двочки, домой, срочна-а-а!

Если есть на свете рай, это точно этот край! Шири пришла к важному для себя выводу, и благополучно расплылась в очередной пьяной улыбке. Подруги активно пели, причем прямо в процессе укладываясь спать на ее плече. Цирилле хватало словарного запаса даже на некое подобие ругани, что вообще умиляло брюнетку.

- Да! - Вякнула пьяная боевая магичка неизвестно на какую фразу. И даже неизвестно кому вякнула! Народ активненько рассасывался из кафе, за окнами темнело, а душа просила праздника, танцев и песен. Песни были, праздник тоже, а вот танцы... Грустная это история. Шири скуксила мордашку и совсем было уже собралась сказать что-то умное, доброе, вечное, как инициативу перехватила резкая как... лезвие ножа, да, Цирилла. Девушка подорвалась вверх, вслед за Грей, не менее резво подорвалась назад вниз, тихо охая и наконец медленно, с поистине царской осанкой поднялась на ноги со второго раза.

- Дани, у нас это! Мылако убжжало! - Ляпнула она то, что первым пришло ей в голову. Слова о не выключенном утюге конечно отложились в памяти начинающей алкоголички, но вот их смысл она благополучно забыла. Помнит, что дома беда промышленного масштаба и баста! Девушка подхватила итальянку под руку, выложила на стол деньги, надеясь, что их с лихвой хватит, и цапнула второй рукой Цириллу. Почему-то тихая паника передалась и ей, правда была не испугом, а неким весельем. Вот вроде беда ж дома, но как смешно. Шири хихикнула раз, другой, и залилась искренним смехом, представляя картину, где Тан не выключенным утюгом пытается поймать молоко. Почему Тан и почему именно так - а хрен его знает!

- Нам надо бжжать! Быстра. Ик. - Сообщила подробный план действий подругам Шири, постепенно набирая скорость типо "молнии". То есть кидало ее и девушек из стороны в сторону, как хотело, и ничего с этим поделать было нельзя. Их ждал долгий путь до монастыря.