Ветер цвета серебра

Алахчит снова ненадолго осталась одна, потерла виски и налила себе еще чаю. Некогда было ей отдыхать, что бы там ни говорила Яшви-Удган, то одно, то другое, а когда решаешь одно, появляется что-то другое. А она еще думала, что быть ханом - сложно. Быть Великим Ханом еще сложнее. Вечером она поговорит еще с несколькими ханами, перед этим - зайдет в лазарет, чтобы лично все разузнать о раненых и идущих на поправку. Поговорит с женщинами шакалов и зайцев, постарается узнать что-то о врачевании. О том, что женщины планируют делать дальше. Найдет время поговорить с ханом Шакалов. Раздаст указания своим нойонам. Со всеми этими мыслями Алахчит совсем забыла, что Санджар-гуай обещал показать ей нового коня, и вспомнила об этом только когда увидела в своем гэре одного из Хонгиратов.

И сказать бы честно, что дел выше головы, а язык не поворачивается, сама ведь согласилась. Алахчит улыбнулась Санджар-гуаю, решительно пересекая гэр навстречу мужчине.

- Дела немного подождут, сил нет обо всем думать, - если в чем честно и призналась она, то только в этом. - Идем, Санджар-гуай, хочу подарок посмотреть прямо сейчас!

И лишь на мгновение задумалась о том, что от Шакала презент она принимала не с такой же охотой. Впрочем, и об этом она подумает позже.

- Я рад, что ты снова можешь ходить, - сказал Санджар и улыбнулся.

Он вышел из гэра вместе с Алахчит, взял у мальчишки повод и похлопал жеребца по крутой шее. Салхи нетерпеливо топтался на месте, но вел себя прилично. У него были умные темные глаза и высокие широкие ноздри, как у чистокровных лошадей, способных подолгу бежать галопом, и потому приспособленных глубоко дышать.

- Его зовут Салхи, - сказал Санджар. - Ему три года, и он еще многому должен научиться. Но уже знает узду и седло.

Он достал из кармана кусок сахара и скормил его лошади, которая с жадностью съела лакомство. Салхи уже сейчас был статным, но ему еще предстояло немного подрасти.

- Он твой, и я надеюсь, что он будет с тобой долгие годы, Алахчит-хаан, - Санджар посмотрел на девушку.

От верного коня многое зависело, в том числе жизнь всадника. Санджар был уверен в Салхи, он хотел, чтобы этот конь был с Алахчит, когда ей придется переходить на далекие расстояния, гоняться в поле, а то и воевать.

Алахчит сразу eвидела жеребца, и у нее дух перехватило от красоты. Прежде она никогда не видела подобной масти. Монгольские лошадки не отличались редкостной красотой, хотя и среди них встречались необычные экземпляры, но ценили их больше не за красоту, а за выносливость, послушный нрав и способность держать всадника в бою, не пугаясь вида и запаха крови, криков и толпы народа.

- Ох, правду говорят про тебя, Санджар-гуай, что лошади твои лучшие в степи! - Алахчит подошла ближе к жеребцу, погладила его по пепельной лоснящейся шее. - Такой красоты нигде не видала. Точь-в-точь булатный клинок!

Конь переступал с ноги на ногу, был выше привычных монгольских лошадей и тоньше, на длинных стройных , но сильных ногах. Не баловал, лишь просил добавки, смотрел спокойно. Хороший конь, красивый, еще бы был хорошим под седлом.

Алахчит подтянула стремена, затем расправила угольно-черню челку лошади под лобным ремнем, погладила по бархатной морде, огибая широкие раздувающиеся ноздри.

- Ну что, будешь мне верным другом, братец? - спросила она у коня, улыбнувшись. - Позволь опробовать его под седлом, Санджар-гуай? Засиделась я в гэре.

Она проворно забралась в седло, откинула за спину тяжелые косы и выпрямилась, посмотрев на нойона сверху вниз.

- Ну? Ну? Хорош конь? - она засмеялась, заставляя Салхи повернуться вокруг себя, чтобы можно было рассмотреть его со всех сторон.

Санджару льстили слова Алахчит. Он знал, что выращивал хороших коней, но знал и то, что в лошадях она разбиралась. Он снова улыбнулся, глядя на то, ка кона гладила коня.

- Он твой, хочешь - опробуй, - ответил Санджар. - У него мягкий рот, но он хорошо слушается ног.

Он проверил подпругу и придержал стремя, чтобы девушке было проще забраться в седло. Салхи терпеливо замер, дожидаясь свою всадницу. Санджар был в нём уверен. Его лошади не были пугливыми, и слушались всадника.

Салхи, как любой молодой конь, должен был многому научиться. В основном тому. как слушаться своего хозяина, потому что даже разные всадники по-разному обращались с конями: кто-то был строже, кто-то мягче, кто-то предпочитал постоянно занимать коня делом, кто-то больше ему доверял. Санджар считал, что без дела конь думает, а думать под седлом вредно, но он считал, что не в праве учить Алахчит верховой езде, пусть она обучит Салхи под себя.

Конь был молодым, полным сил, и лишь чуть заупрямился, проверяя седока на прочность, но Алахчит и не думала сдаваться, подчиняясь его норову. Она сжала коленями бока Салхи, почувствовал отголосок неприятных ощущений в некогда сломанной лодыжке, а затем мягко подтолкнула коня, уводя его дальше от гэра, туда, где они могли бы никому не мешать. Под робким утренним солнцем его шерсть переливалась, словно дивный шелк или жидкая сталь, а жеребец, радуясь возможности размяться, порывался перейти в рысь, но Алахчит придержала его до тех пор, пока он не успокоился и не смирился с тем, что ему придется ее слушать.

- А теперь скачи, дружочек, ну же, давай, со всех сил! - велела она жеребцу, наконец отпуская его и позволяя сорваться в галоп. Конь всхрапнул, и его не пришлось просить дважды. Упругий ветер ударил Алахчит в лицо, она снова рассмеялась, прижимаясь к шее коня, чтобы ветер не трепал волосы.

Как же хорошо! Уехать из стоянки хотя бы ненадолго, пусть всего на несколько минут оставить проблемы позади, там, среди гэров и шакальих домов. Справиться с норовистым конем, подставить лицо солнцу, вспомнить вдруг, какой беззаботной она была всего несколько месяцев назад. Сможет ли она еще когда-нибудь быть такой беззаботной, как тогда?

Алахчит вернулась обратно к гэру, незадолго до этого переведя коня на шаг, чтобы он остыл и, подойдя ближе к Санджар-гуаю, аккуратно спустилась с жеребца. Как ни старалась она прятаться от ветра, а косы все равно растрепались.

- Спасибо тебе за подарок, Санджар-гуай! И красив, и быстр, и послушен, ну всем хорош!

Санджар остался ждать у гэра Алахчит, глядя вслед ей и коню. Она держалась в седле легко и уверенно как любой. кто привык в детства ездить верхом. Салхи это чувствовал, поэтому быстро подчинился новой хозяйке. В нем было много сил, но ему еще нужно было учиться, потому что пока в его движениях чувствовалась нехватка баланса, которая проходила с возрастом. Для опытного всадника это не будет проблемой.

Алахчит вернулась, и выглядела довольной. На мягком железе коня проступила белая пена, но от сахара, а не от бега - за такое время этот конь не устанет. Он только успел немного повеселеть, почувствовав возможность размять ноги.

- Я рад, что он тебе по нраву, - ответил Санджар. - Он еще молод и научится тому, что нужно тебе. Если у тебя будет время, я покажу тебе остальной табун. Салхи - лучший среди молодых, но и среди других есть на что посмотреть.

Он гордился своими лошадьми. Спокойными статными жеребцами, сильными кобылами и шустрыми жеребятами.

Алахчит подозвала к себе одного из мальчишек, у которых сейчас не было дел, и они глазели на красавца-жеребца с плохо скрываемой завистью. Лошади - это страсть монгольских кочевников. И любой в этом мире с самого детства знакомиться с лошадью даже раньше, чем научится ходить.

- Отведи к стаду, да присмотри хорошенько, братец, - попросила она мальчишку. - И попрошу Санджар-гуая подарить тебе жеребца ничуть не хуже!

Она рассмеялась, когда мальчишка с горящими от восторга глазами повел коня прочь, так что Алахчит лишь успела похлопать Салхи по крутому крупу. Конь был еще совсем молод, но под лоснящейся шкурой перекатывались сильные мышцы. Алахчит пригладила растрепанные волосы, лишь немного приведя в прядок косы, и заинтересовалась предложением Санджар-гуая.

- Коли не занят, Санджар-гуай, покажи сейчас? - попросила она. - Садхир-джи велел больше ходить, а потом мне вновь нужно будет возвращаться, дела решать.

Ох уж эти дела. И хочется от них отвлечься, да все равно мозолят, не дают расслабиться и отдохнуть. А решения удачного как не было, так и нет. Впору задуматься над словами одного из ханов, что самые крепкие союзы бывают только в заключении брака. Да только не хочется замуж за шакала выходить. Вот-вот от одного сбежала, так в лапы к другому?

Санджар смотрел за тем, как Алахчит приводила в порядок растрепанные косы. Попробуй сохрани прическу, пробежав галопом по полю на резвом жеребце.

- Пойдем, - согласился Санджар. - Табун пасется неподалеку.

Его племя расположилось вблизи от гэров племени Алахчит, а лошадям досталось пастбище, которое еще не оскудело, поэтому не приходилось далеко уходить в поисках свежей травы. Лошади уже были на пастбище, Санджар считал, что им важно проводить время вместе и пастись вдоволь, чтобы набираться сил.

- Монгольские лошади выносливы и умны, но я хочу вывести таких, что будут сильнее и выше. Поначалу у них был скверный характер, но у нынешних он исправился, - стал рассказывать Санджар.

Он шел медленно, помня, что Алахчит только недавно стала ходит после травмы.

Алахчит оставила в покое свои волосы, которые нужно будет снова переплетать после прогулки, но с этим вполне справится Цэрэн. На нее сейчас ложились все заботы в гэре, хоть Алахчит и старалась по возможности ей помогать с домашними делами, но чаще ей не хватало на это времени. То одно, то другое, но жить вдвоем было проще, а девочка осталась сиротой после битвы на озере Хубсугул. Да и не так одиноко в большом гэре, если есть с кем поговорить. В клане сейчас осталось слишком мало мужчин, чтобы можно было рассчитывать на их помощь. Яшви-Удган повезло, что муж у нее не боится тяжёлой работы, хоть и принц.

- Мой отец куда лучше разбирался в лошадях, чем я, - призналась Алахчит. - Пришлось продать часть табуна в начале зимы.

Это позволило им пережить суровую монгольскую зиму и закрепить прочные деловые отношения с шерпами Непала, которые охотно приобрели выносливых и неприхотливых монгольских лошадок. Но если бы не совет Садхира-джи, Алахчит никогда бы сама до этого не догадалась.

- Сейчас кобылы должны начать жеребиться, и может к лучшему, что мы пока не успели выйти в степь. Хоть пастбища и скуднеют. Табунщики уходят все дальше.

- На смену проданным придут новые, лучше прежних, - сказал Санджар. - Лисы живы, пока у них есть кони.

Они подошли к большой леваде, отгороженной от остального выпаса. В ней была небольшая группа лошадей, состоявшая из матерого жеребца и его семьи. Это были те самые крепкие крупные лошади, которыми гордился Санджар. Серый в яблоках жеребец заржал и направился в его сторону.

- Это Пепел, - сказал Санджар. Он потянулся к коню через ограждение левады и похлопал его по шее, тот фыркнул, и лишь затем взглянул на Алахчит. - Отец Салхи. А мать - вон, Сойка, - он указал на вороную кобылу, которая паслась неподалеку. - У меня несколько семей, но дети Пепла лучше других по характеру. И статью удались. Сойка снова жеребая, как и еще две его подруги.

Основной табун пасся дальше в поле. Там были несколько гаремных групп, большинство - обычные монгольские лошади, выносливые, но не самые интересные.

Идти было недалеко, но только сейчас Алахчит поняла, почему Садхир-джи велел больше ходить. Хоть и шли медленно, но вскоре только недавно вылеченная нога начала отзываться на каждый шаг неприятными ощущениями. Не настолько сильными, чтобы не зацикливаться на них, но и не такие, какие можно смело и спокойно игнорировать вовсе. Но Алахчит не хотела отказываться от своего решения посмотреть табун Санджар-гуая, мысль о том, чтобы прямо сейчас развернуться и вернуться к свой гэр, казалась ей невыносимой. Хоть немного развеется за все эти дни, а то уже сколько недель не находит себе места и спокойствия - с того самого сбора в Тариате.

Внимание Алахчит сразу привлекли кони в леваде. Они отличались от привычных монгольских лошадок также, как отличался от них Салхи, ыбли выше, стройнее и чуть изящнее, но не отличались изнеженностью и худобой.

- Ох, хороши! - Алахчит не стала тянуть руки к незнакомому ей жеребцу, но не смогла не отметить, что конь выглядит довольным, холеным и гладким. Для монгольского кочевника лошади - не только страсть, но вся его жизнь. - А хорошо ли холод держат?

Они были не такими пушистыми, как лошади монгольской породы, привыкшие к зимним холодам, да и ночи в степи иногда бывали морозными даже летом.

Санджар гордо улыбнулся, когда Алахчит похвалила его коней. Он вложил много лет и сил в то, чтобы вывести эти семьи, а Пепел и его потомки были его настоящей гордостью.

- У них есть примесь туркменской крови, - сказал Санджар. - Они хорошо выносят морозы и могут ходить по вязкому грунту.

Его дед еще давно завел пару туркменских чистокровных коней. Их уже давно не было в живых, но они оставили своих потомков, смешавшись с местными лошадьми. Отцу это не было так интересно, но Санджар смог отличить тех, кто даст нужное потомство. Туркмены были капризными, но статными и выносливыми. Нужно было добиться такой крови, чтобы лучшие черты местных и пришлых лошадей дали тех коней, которые станут лучшими.

- Я добился того, что они стали сильные и статные. Затем того, что они выносливые и хорошо зимуют. Потомки Пепла отличаются хорошим нравом, чего мне не сразу удалось добиться, - стал рассказывать Санджар. - Теперь я выбираю тех, которые будут умными. Вон там - Ястреб, мой конь. Он тоже сын Пепла, но от другой матери, Зарницы.

Это был буланый конь с проседью в гриве. Пятилетний, еще совсем молодой, но один из тех, кем Санджар был доволен.

Алахчит облокотилась на временное ограждение для левады, внимательно слушая Санджар-гуая. Их клан разводил лошадей, но не занимался улучшением каких-то отдельных качеств или выведением новых пород, а теперь, в свете устоявшейся торговли с шепрами важно было сохранять те качества, что были у монгольских лошадей - выносливость, покорность и неприхотливость. Разводили и других, чистопородных на продажу, а еще до сих пор держали верблюдов, и Алахчит надеялась, что клан сможет пережить это лето и зиму, и еще много-много таких циклов. А выведение и отбор занимались очень много времени и растягивались на долгие годы.

- Пообещала я Тургэну попросить у тебя, Санджар-гуай, такого статного для него коня, - с беспокойством произнесла Алахчит, вспомнив разговор с мальчишкой у гэра, - да неловко мне теперь тебя просить. Ничего не могу дать взамен, вовек не расплачусь за такую красоту.

Такие лошади стоят дорого, у Алахчит ситуация в клане близилась к критично печальной. Поэтому она так пыталась найти оптимальный выход с контрабандой и контролем ее перевозок. Честь честью, а детей кормить чем-то нужно.

Хорошо бы теперь в клане были собственные врачеватели. Но потребуется время, чтобы ученики могли овладеть этим сложным ремеслом, и у Алахчит оставались только надежды на женщин из зайцев.