Все новое - это хорошо забытое старое

Из-за сильного дождя урагана паром не приехал вовремя, а это означало, что несколько дней человек, которого Томико хотела бы считать своим отцом, останется на острове. Девочка больше не появлялась в своем доме, предпочитая оставаться с мамой, которая поправлялась и уже старалась передвигаться. У нее была повреждена нога, небольшой вывих, а рану на руке зашили следующим утром. Томико не разрешили присутствовать на операции из-за маленького возраста, но девочка тщательно выполняла все рекомендации. Врач, Абэ Масаши, принимал роды у Марии и знал Томико с самого рождения. Он иногда обрабатывал ей синяки и рассказывал о своей работе. И он знал, что девочка очень хорошо относится к своим обязанностям. У нее нежные руки.

Томико часто была с мамой, но и не забывала про Сугино-сана, гуляя с ним по улице островка, разговаривая с ним и ждала, когда мама захочет поговорить с ним.

И, наконец, мама после завтрака и очередной перевязки попросила дочь найти мужчину и привести его к ней. Томико побежала исполнять мамино поручение. Сугино-сана она нашла на берегу моря и неуверенно подошла к нему.

- Сугино-сан, - Томико подняла камень и бросила его в воду, надеясь, что он поскачет по воде, но он сразу утонул. - Мама хочет вас видеть.

Поскольку погода испортилась окончательно, полицейские из главного управления, куда передали всю информацию, попасть на остров временно не могли, и Кёске взял на себя обязанность присматривать за преступником, большую часть времени торча в маленьком участке, из которого офицер Кояма, чье имя он, наконец, соизволил запомнить, не рискнул его выгнать. Ночевал же он в комнате, которую ему любезно предложила хозяйка магазинчика, за рассказ, хотя бы в общих чертах, обо всем произошедшем. И поскольку по острову уже начали гулять совершенно дикие сплетни, Кёске нашел возможным рассказать основные моменты этой невеселой истории, надеясь тем самым опровергнуть самые безумные небылицы.

Помимо общения с хозяйкой магазина и бдений в участке Сугино регулярно заглядывал в больницу и осведомлялся о состоянии Мари. Та пришла в себя, подтвердила виновность пока еще официально подозреваемого, но вот непосредственно с ним встречаться желанием не горела. И, плохо представляя, что сейчас творится в ее голове, Кёске не настаивал, довольствуясь разговорами с врачом и, конечно, с Томико с которой они виделись регулярно, пусть в своем общении старались и не поднимать серьезных тем.

Сегодня Кёске в очередной раз встретился со своей вероятной дочерью, отмечая про себя, что все спокойнее относится к мысли о своем возможном отцовстве. И услышал от нее важную новость - Мари созрела для разговора и хотела, чтобы он пришел в больницу. Так что не став ломаться и терять время, Кёске отправился по уже ставшему хорошо знакомым маршруту, не без некоторых опасений продвигаясь дальше обычного и заходя в небольшую палату, где сейчас находилась только одна пациентка.

Последние события она помнила плохо. Помнила только, что сначала было очень холодно и мокро, а потом стало тепло и сухо. Потом было как-то жарко, голова болела и кружилась. Потом она заснула. Это был какой-то странный сон, он пришёл просто так, неожиданно, и снилось ей про какой-то сюжет американского фильма про пришельцев. Этот сон был самый яркий и необычный из всех, что она видела. А после этого сна, который оказался наркозом, постепенно стала возвращаться реальность.

Рядом с ней была Томико, которая ей очень помогала, но которая почти ничего не говорила. Только что-то про то, что нашла Кёске. От этого стало как-то страшно и непонятно на душе, и молодая женщина отворачивалась от него, когда он приходил, и отвечала односложными фразами. Разговаривать на тему произошедшего оказалось легче, чем вспоминать то, что было когда-то давно. Она боялась, очень сильно боялась разговора с ним.

Томико настаивала на ее разговоре и отзывалась о Кёске очень хорошо, и это вызывало легкую, но достаточно грустную улыбку. И однажды она сдалась и попросила дочь найти Кёске и привести его сюда. Пока она отсутствовала, молодая женщина села на кровати и посмотрела в окно. На улице светило солнце. Этого естественного светила ей так не хватало несколько дней, но пока она боялась выходить даже из палаты. Всё-таки больная нога давала о себе знать, Да и общая слабость, обусловленная стрессом и отсутствием нормальной еды в течение этих тяжёлых и страшных дней, тоже не позволяла ей ходить.

Скрипнула дверь, вошёл Кёске. Женщина вздрогнула и подняла глаза на него. Потом сглотнула и опустила голову.

- Кёске, я... рада тебя видеть. Томми смогла найти тебя, - начала Мари, понимая, что он не для этого сюда пришёл, а чтобы найти ответы на свои возможные вопросы. - Я... хочу тебе признаться, - она подняла голову и посмотрела своими большими серыми глазами на него.

Если он сам сильно нервничал перед первой полноценной встречей с Мари, то и она выглядела смущенной, как если бы он поймал ее на чем-то не очень хорошем. Хотя куда уж там ему было ее ловить после стольких лет. Скорее, им стоило познакомиться заново. Молодая женщина, все еще выглядящая истощенной, пусть это состояние и не скрывало ее раскрывшейся с годами красоты, заметно отличалась от той Мари, что Кёске знал когда-то. Да и он сам мало походил на высокого тощего паренька со взглядом голодного волка, став с годами намного спокойнее и уравновешеннее, раздружившись с бритвой и заметно нарастив мышечную массу.

- Томико-молодец, она делала все, чтобы тебя найти. - По правде, после всей этой истории Кёске чувствовал себя достаточно никчемным. Он не смог найти Мари вовремя, да и преступник был пойман, скорее, из-за удачного стечения обстоятельств, а не благодаря его заслугам. И тут ему впору было извиняться, что он не оказался достаточно расторопным, просто спровоцировав своим расследованием убийство учителя, пусть того было и не жалко, и попытку убийства женщины, ради которой он и оказался на этом острове.

Долго ходить вокруг да около Мари не стала, практически сразу озвучив свою готовность сделать признание. И в ответ Кёске просто кивнул, пусть и прекрасно догадывался, о чем сейчас пойдет речь. Вопрос о вероятном отцовстве терзал его с момента встречи с Томико, и сейчас он не был готов что-то комментировать, в какой-то степени боясь услышать любой из двух возможных вариантов ответа.

Кёске остался стоять, и женщина посмотрела на него. А потом глубоко вздохнула и прикусила губу. Потом снова опустила голову.

- Кёске, я... мы... маме тогда предложили работу, а отчим слетел с катушек после драки с тобой. Мы сбежали очень быстро, и я не успела попрощаться. Уже добравшись сюда я узнала, что была беременной. Срок не позволял делать аборт. Я... хотела сообщить тебе это, но мама сказала, что мы ещё молоды, и своим вмешательством в твою жизнь я ее разрушу. Я не хотела, чтобы ты отказывался от своей мечты из-за нас, и... - Женщина прикусила губу и сжала руки в кулаки. - А потом я как-то и не вспоминала об этом. Томико редко хотела узнать о тебе, даже не горела желанием встречаться с тобой, но после смерти мамы я сама ей о тебе сказала. Я... не успела сбежать отсюда. Прости меня, я...

Женщина подняла голову и посмотрела на него, слегка испуганным взглядом. Ей было очень тяжело признаться в том, что она хранила много лет от единственного человека, в которого была когда-то влюблена.

- Я больше не могла ни с кем встречаться. Боялась, что отчим будет относиться к Томми как когда-то относились ко мне. А потом... просто ушло время.

По щеке стекла слеза, и молодая женщина сглотнула и ладонью стерла это противную слезу. Голова заболела, стало жарко. Наверное, снова стала подниматься температура. Мари вздохнула и снова опустила голову.

Подробности рассказа Мари не сразу дошли до его сознания, поскольку она даже не пыталась торжественно сообщить ему, что он отец Томико, оперируя этим как уже всем известным фактом. От чего Кёске некоторое время чувствовал себя так, словно его как следует огрели по голове чем-то тяжелым. Но постепенно картина произошедшего худо-бедно сложилось в его голове, пусть итоговый вариант особенно ему и не понравился.

- Предположим, вы с матерью переживали за мое будущее. Но, Мари, а как же твоя жизнь? Раннее материнство да еще без какой-либо поддержки со стороны отца ребенка - это же очень тяжело. - Кёске старался говорить спокойно, чтобы не нервировать еще не восстановившуюся после всех злоключений женщину, но эмоции все равно прорывались даже там, где он пытался их скрыть. С одной стороны, он был благодарен Мари и ее матери за то, что они дали ему возможность доучиться и найти свое место в жизни, но с другой, он не хотел подниматься за счет чужих жертв, чувствуя, что ради своего благополучия отнял чужое.

- Я и думать не мог о чем-то подобном. Представлял, что ты давно завела свою семью и... - До Кёске неожиданно дошел смысл слов Мари, касающихся ее отношений с мужчинами. - Постой. Что значит "не могла ни с кем встречаться"? Ты же не хочешь сказать, что за эти годы у тебя ни с кем не было отношений?

Когда Томико говорила о чем-то подобном в участке, он просто списал все это на детские фантазии, как и дурацкие разговоры о развратном образе жизни, на тупые местные сплетни. И ему даже в голову не приходило, что в первом случае все могло быть отражением реальной ситуации, из-за чего он и не удержался от не самых приличных вопросов, пусть изначально не собирался лезть в чужую личную жизнь.

Судя по тону, Кёске не понравилась эта информация. Нет, он, скорее всего, был шокирован этим, и она не знала, что делать дальше. Раньше ей во всем помогала мама, да и она сама старалась делать все возможное, чтобы не отличаться от жителей на этом острове. Она бралась за любую работу, старалась все делать качественно, и воспитывала дочь. Она старалась, чтобы Томико стала умной, красивой, послушной. И счастливой. Томми редко грустила и плакала, она всегда улыбалась.

- Прости... - только выдавила из себя женщина, не зная, что ответить. Когда-то она думала, какой могла быть их жизнь, если бы они не сбежали. Иногда в голову проникали мысли, что отчим мог бы убить маму или причинить боль Томми. Иногда, что отчим мог убить Кёске.

Мария боялась этих мыслей, когда в моменты слабости и страха (как сейчас, например), вспоминала ту драку отчима с Кёске, которая только по счастливой случайности (как ей тогда казалось) закончилась так, а не иначе.

- Я... нет, я так и не смогла найти себе мужа. Я... даже как-то и не задумывалась об этом. Просто мне... я... не знаю. Я сделала много глупого и плохого и... я не имею права у тебя что-то просить. Прости меня.

Мари сглотнула и зажмурилась. Закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы. Ей было тяжело говорить на эту тему, но она сама решилась, и надо быть сильной. Правда, сил у нее было не так много.

- Ты... скоро уедешь? Паром отправляется скоро, - договорила она тусклым голосом, отнимая руки от лица и поднимая голову, чтобы посмотреть на него.

- Да за что ты извиняешься? - покачал головой Кёске, не представляя, что ему теперь делать со всей этой жертвенностью и чувством вины. - Это, скорее, я должен простить прощение за то. что в свое время не оказался достаточно ответственным. - Сейчас можно было сколько угодно рассуждать об их молодости и ссылаться на то, что такое милое создание как Томико имело право появиться на свет, но это никак не отменяло того факта, что предохранению стоило уделять больше внимания.

- Да и не стоит закапывать в себе женщину. Ты еще молодая и красивая, а Томико уже достаточно взрослая, поэтому, при желании, ты вполне можешь вступить в отношения с мужчиной. Благо не все они такие отморозки как твой отчим. Есть и вполне нормальные. По крайней мере, парочку нормальных я знаю точно.

Кёске специально не стал упоминать в контексте отморозков фамилию мучителя Мари, чуть не превратившегося в ее палача, не желая травмировать женщину до того, как ей придется давать подробные показания, чтобы, как минимум, навечно засадить чокнутого убийцу за решетку. Или вообще отправить навстречу его жертвам, благо смертную казнь в Японии никто не отменял.

- А по поводу моего отъезда... - Кёске не знал, как лучше сформулировать свое предложение, поэтому начал с объективного момента. - На ближайшем пороме сюда прибудет куча полицейских и мне, как свидетелю, в любом случае придется задержаться. Да и я бы очень не хотел уезжать с этого острова один.

Наверное, ему стоило просто сказать "поехали в Токио со мной, я помогу вам с Томико начать новую жизнь", но выдавить эти слова из себя оказалось не так и просто, особенно глядя в покрасневшие от слез глаза Мари.

- Тебе снова пришлось меня спасать, Кёске, - нервно хихикнула женщина, выдавив из себя вымученную улыбку. Правда, через несколько секунд поджала губы, чтобы снова не разреветься.

Это было намного сложнее, чем она себе представляла, весь этот разговор. Она думала, что сможет просто сказать "Кёске, на самом деле ты отец Томико. Спасибо, что позаботился о ней", но вместо этого она говорила совершенно не то, что планировала. Потому что она не знала, что говорить.

- Я не похоронила в себе женщину, но просто... я... первое время думала о тебе. Я... не знаю, как объяснить, но... - она неуверенно закусила губу. - Я бы хотела начать все заново. Я... знаю, что это невозможно и... я не... ты не... я не знаю, как объяснить.

Она покраснела, но может быть это было вызвано высокой температурой, а не смущением. Посмотрев на Кёске, она вздохнула и снова опустила голову.

- Мне тоже надо будет присутствовать как свидетель? - Вздрогнула женщина, понимая, что, скорее всего, ей снова придется пережить этот ужас, когда она будет рассказывать о событиях тех недель, начиная с пропажи мамы и заканчивая своей встречей с Ёсида-саном. - Если там не будет Томми, то я... попробую. Ее же не будут допрашивать?

Она примерно знала, через что дочке пришлось пройти, чтобы она сама смогла снова увидеть свет. Томми ей рассказала про учителя и про то, как напилась, и Мари не хотела, чтобы Томико еще раз вспоминала об этом. Хватит с ее малышки потрясений, она не заслуживает этого.

- Ты... хочешь нас забрать к себе в Токио? Но... я... я не хочу навязываться и быть тебе обузой. Я... - солнце светило ярко. А врач одобрял короткие прогулки. - Помоги мне выйти на улицу? Я так давно не видела солнце.

- Мари, ты сама себя спасла, - покачал Кёске головой. Наверное, ему бы и хотелось выступить в качестве этакого спасителя, пришедшего ей на помощь через много лет после последней встречи. Но нет, реальность сильно отличалась от его фантазий, поскольку в ней женщине пришлось справляться со всем самой.

- Да чего обо мне думать. - Кёске видел, что Мари смущается, но посчитал, что это связано со слишком личной темой, в которую он нагло влез. - Я то как раз не отношусь к категории нормальных мужчин. Но, конечно, ты можешь начать все заново и построить жизнь так, как тебе хочется. - Возможно, Мари имела в виду не совсем то, что услышал он, но Сугино и не надеялся, что сможет понимать ее так, как это было во времена их юности. Да, как ему казалось, с пониманием женщин у него с годами становилось все хуже и хуже.

- Да, ты ведь главный свидетель. - В этом плане Кёске нечем было обнадежить единственную оставшуюся в живых жертву. - Но Томико я постараюсь от этого оградить. Она же самого дела не касалась. - Он понимал, как тяжело будет Мари вспоминать все, через что она прошла, но человека, если его вообще можно было так назвать, который все это с ней натворил, надо было наказать самым жестоким из допустимых законом способов.

- Ну, как к себе, - Кёске представил свою квартирку и содрогнулся. - Я найду вам нормальное жилье. И нет, обузой вы для меня не станете. Не забывай, что я уже взрослый самостоятельный мужчина и вполне могу позаботиться о тебе и Томико.

На просьбу Мари Кёске утвердительно кивнул, подойдя ближе и протянув ей руку, чтобы она могла для начала на нее опереться. Со степенью своей дальнейшей помощи он собирался разбираться по ходу дела, чтобы избегать лишних прикосновений, которые могли быть для Мари после всего пережитого болезненны или даже неприятны.

В том, что за столько лет он так и остался единственным человеком, готовым прийти Мари на помощь, было что-то очень печальное. Складывалось такое впечатление, что ее жизнь остановилась где-то на том моменте, когда они виделись последний раз. А потом уже началась жизнь Томико, вокруг которой, видимо, как раз и строилось существование ее мамы. И в этом было что-то совершенно несправедливое, поскольку сам он себе все эти годы ни в чем не отказывал, живя той жизнью, которая полностью его устраивала.

- Я знаю, что ты справишься. - Кёске непроизвольно бросил взгляд на забинтованную руку и почувствовал, как где-то внутри снова закипает злость на человека, решившего, что он вправе уродовать других и причинять боль тем, кто не имел никакого отношения к боли, которую когда-то пришлось пережить ему самому. Но потом Мари начала вставать, и он напрочь забыл о преступнике, поскольку события приняли неожиданный оборот, приведя женщину в его объятия и давая ей коснуться его щеки губами.

- Я... Ну... Хм... - На что-то более членораздельное Кёске не хватило, поскольку он был явно не готов к переходу от разговора к неожиданному проявлению нежности со стороны Мари. Что в совокупности с ее словами, смысл которых должен был дойти даже до последнего тугодума в плане отношений, легко выводила из душевного равновесия.

- Я думаю для начала надо приехать в Токио, - наконец, нашелся он. - Да и познакомиться заново. За это время ведь многое изменилось.

Ему не верилось, что Мари всерьез предлагает какие-то отношения. Она же не видела его около пятнадцати лет. Да и во времена юности их трудно было назвать парочкой. Поэтому временно он решил замять эту тему, сосредоточившись на настоящем, в котором он продолжал приобнимать Мари, помогая ей выйти из здания больницы и сесть на скамейку. И, в чем Кёске не горел желанием признаваться самому себе, чувствовать давно забытое тепло ее тела ему действительно нравилось.

Наверное, она говорила или делала что-то не то, но ей казалось, что Кёске все это не нравится и он не хочет разговаривать на эту тему. Поэтому она, слегка отстранившись от него, но пользуясь его помощью, направилась в сторону лавочки. В больнице было нормально, но, стоило ей выйти на улицу, как глаза непривычно пронзило от яркого света, и она зажмурилась. Привыкнув к свету, она осторожно открыла глаза и направилась к скамейке.

- Я выгляжу слабой, да? - спросила она. - Но нет, я не слабая. Я... постараюсь ответить на все вопросы полиции. И...

Она вздохнула и потерла свои плечи руками. Еще была весна, пусть уже и конец весны, но после шторма было прохладно. А она была только в больничной рубашке. Но ей не было холодно, она закаливалась раньше, да и к холоду относилась спокойно. Можно сказать, что даже любила холод.

- Понимаешь, я ведь очень рано родила. Мне не удалось закончить школу, старшая есть на соседнем острове, но я не хотела бросать Томми. Потому что это была моя обязанность, я не думала, что имею право свалить невинного ребенка на маму и продолжить жить. Все случилось именно так, и я... наверное, если бы мы не уехали, то все было бы по-другому. Но мой возраст... ко мне относились как к легкомысленной малолетней шлюхе. Мне пришлось зарекомендовать себя хорошим травником, я научилась лечить животных. Я не пряталась за мамину юбку, ты не подумай. Но... я... жалею? Да, наверное, я жалею. Но только о том, что тогда убежала. Хотя это уже в прошлом, а мы живем в настоящем. И... мне бы действительно хотелось, чтобы мы попробовали что-то начать.

Мария замолчала и хмыкнула. Потом посмотрела на его профиль и слабо улыбнулась.

- Если бы ты была слабой, сейчас мне не с кем было бы разговаривать. Не думай, я в тебе не сомневаюсь. - Погода была просто отвратительной, и Кёске уже устал от постоянных холодных дождей, сменяющихся холодом другого рода. Он впервые забирался так далеко на север и вынужден был признать что не в восторге от здешних мест, мечтая вернуться в хорошо ему знакомую центральную Японию. А вот Мари, похоже все устраивало, учитывая, с каким спокойным видом она сидела в одной рубашке. Но смотреть на нее было настолько холодно, что Кёске, прежде чем разместиться рядом, снял свою тонкую куртку и накинул ей на плечи.

Ну а дальше последовал рассказ, проливающий свет на часть проблем, с которыми Мари пришлось столкнуться из-за беременности, закончившийся повторным предложением что-то начать.

- Мари, я ведь не единственный мужчина и далеко не самый лучший. - Кёске не хотел, чтобы чувство благодарности и юношеские воспоминания застилали глаза важного для него человека. Сам он совершенно не видел себя в роли главы семьи и никогда не стал бы желать Мари, даже по прошествию стольких лет вызывающую у него теплые чувства, настолько проблемного партнера.

- Возможно, здесь смотреть действительно не на кого. Но в Токио есть немало мужчин, превосходящих меня по всем параметрам. И прежде чем поднимать подобную тему подожди и посмотри по сторонам.

Кёске не сомневался, что когда Мари придет в себя и немного освоится в Токио, начнет смотреть на него совсем другими глазами. Поэтому не собирался становиться причиной ее разочарований и отбирать возможности, поддавшись эмоциям и реши переступить опасную черту, которую мысленно прочертил между ней и собой.