Лети, лепесток

Какая прелесть. Мотидзуки вместо того, чтобы укрыть одеялком свою собачонку, отчитывает ее. Яреци хмыкнула и почувствовала, что ярость никуда не хочет отступать. Это было бы странно, но не сейчас. Сейчас не было никакого страха, что ее могут лишить мастерского статуса, да и выгнать из монастыря. Она уже научилась жить сама, не прося ни у кого помощи и не помогая никому. Если ее выгонят, то она просто уедет обратно. Конечно, придется унижаться перед Питером, но разве не это она делала с семнадцати лет, когда узнала о беременности? Дальнейшая ее жизнь была только с унижениями, и девушка уже привыкла к этому. Она не имела права ни на что, даже поехать к папе. Потому что папа, такой плохой, решил работать в Японии. Тору же ненавидел свою семью, страну, бывшего тестя, и поэтому Яреци приходилось только мечтать о том, чтобы повидаться с папой.

Тору мог оставить дочь Джуну, Маргарите, кому-то еще, а она... не могла даже поехать к папе. Зачем одной летать, если они были как бы семьей? Зачем вообще думать о папе или маме, если сам Тору не вспоминает свою семью?

Яреци хмыкнула - забавно, когда Тору ее бросил после истории с сектой, то сразу же приехал в Японию. И сразу у него стали нормальные отношения с родственниками, и никто его не хотел убить. Очень забавно.

- Ах да, - хмыкнула Яреци, посмотрев на Джуна, потом опустив взгляд на девушку, которая сидела на корточках. - Забавно. Впрочем, если так решит провидение, то хорошо. Здесь стало слишком много Мотидзуки. И воспитай, пожалуйста, свою, собачку, что не надо всем подряд говорить, что она Мотидзуки. Если бы она просто уступила дорогу, ничего бы этого не было. А на слова бросаться кулаками - это неправильно. Хотя да, вы же меня ни во что не ставили, поэтому да, я же, наверное, должна преклоняться перед вами.

Яреци говорила слишком спокойным тоном. В голосе был холод, ненавистный. Она переводила взгляд на Джуна и девчонку. Интересно, что будет дальше. Ее выгонят? Так и пусть. Она пойдет в деревню, что-нибудь продаст, а на деньги купит билет и улетит. Не нужен ей этот монастырь, где все живут по законам Мотидзуки. Может, им там поклоняются уже?

Оправдания Хины не впечатляли, больше напоминая рассуждения сцепившейся с одноклассницей ученицы средней школы. Но Джун и ожидал чего-то подобного, а потому продолжил бы и дальше гнуть свою линию, если бы не одно "но". От его внимательного взгляда не укрылась маленькая искорка, поджегшая листочек бумаги, идентифицированный как офуда, и неоднозначная реакция девушки на подобное происшествие. А точнее, явное непонимание, что не только недавняя оппонентка способна пылкать огнем, как знатный Бармаглот. И с этим надо было как-то разбираться и, судя по всему, именно ему, поскольку желающие нянчиться с новой Мотидзуки даже и не думали строиться в очередь к потенциальной ученице.

- Произошедшее мы с тобой еще обсудим, - пока не были решены все проблемы с Яреци, Джун предпочел ограничиться общей фразой, чтобы не запутывать ситуацию еще сильнее, после чего все внимание переключил на бывшую родственницу.

- Яреци, - если раньше Джун старался смягчать свои слова, то сейчас, признав полнейшую неэффективность попыток достучаться до разума окончательно погрузившейся в свой альтернативный мир девушки, позволил себе открыто выражать мысли. - Перестань поливать грязью других людей и посмотри на себя. Сейчас ты свободна от всяких там Мотидзуки, но почему-то не лучишься счастьем. Может, дело в том, что ты сама и виновата в большей части своих проблем? Прими, наконец, что все вокруг не вращается вокруг тебя и живи себе спокойно, как пожелаешь. А если не получается, сходи в лазарет и поговори с опытными врачевателями. Есть вариант, что происходящее с тобой лежит как раз в сфере их компетенции.

Пожалуй, первый раз Джун горовил с девушкой так грубо, намекая на ее проблемы с головой. Да еще и при наличии свидетельницы в лице ученицы. Но в данной ситуации он просто не сдержался, чтобы не высказать свои мысли прямо. На его взгляд, с каждым годом Яреци вела себя все страннее, выдавая совершенно дикие и нелепые рассуждения, базирующиеся на какой-то антилогике. И все бы ничего, но ее сегодняшняя агрессия напомнила шаману историю бабки Цэрин, чье прогрессирующее безумие привело к смерти нескольких человек, включая ее собственную, а через многие годы изломанной психике несчастного мальчика-шамана. И ему совсем бы не хотелось, повторения даже десятой части того ужаса уже с его собственной семьей по причине како-нибудь упущенной сейчас шизофрении.

Конечно же, Хидна - никакая не Мотидзуки. Она и сама это хорошо понимает. Но не этой Фернандез Яреци ей указывать, перед кем, как и когда себя называть. Не ей решать, достаточное ли количество носителей фамилии Мотидзуки в любом статусе - например, Доминика-доно, жена сенсея, свою фамилию не сменила, насколько хафу было известно, - так или иначе обитает в монастыре. Не ней подвергать сомнению решение Джуна принять безымянную девушку под своё крыло. И вообще... может быть, прошлая жизнь Хидны - той, кем она была до момента, когда очнулась недалеко от незнакомой тогда деревеньки по пути к Храму, будучи не в состоянии даже дать ответ на простой вопрос "кто я?" - так и останется затерянным в непроглядном тумане небытия? Случись подобное, хафу, уже привыкшая к новому статусу, готова прожить остаток жизни, идентифицируя себя Хиной и впредь, да ещё десять раз усомнится, если кто-либо станет утверждать, что был с ней знаком "до", просто нужно хорошенько покопаться в памяти. Теперь она Мотидзуки Хина, и точка!

- Как... как скажете, сенсей. Но я сразу уступила ей дорогу. А позволять оскорблять вас кому бы то ни было, да, я не намерена, - очень огорчённая тем, что умудрилась доставить Джуну проблем, но в то же время искренне не понимая, что сделала не так, даже с учётом явного несоответствия её поступка правилам поведения в монастыре, младшая Судзуки поднялась с колен на ноги и наклонилась за коробочкой с принадлежностями для письма. Своих намерений на её счёт Мотидзуки-сан не озвучил, извиняться перед наглой брюнеткой не потребовал, но и на все четыре стороны не отпускал: хафу ограничилась виноватым поклоном учителю и, понурив голову, отошла в сторонку, даже не взглянув на ту, по чьей вине она, возможно, упала в глазах наставника, защищая честь его фамилии.

Верхняя область живота, где-то под смыкающимися рёбрами, продолжала вести себя подозрительно. Расстроенная девушка поскребла пальцами руки, свободной от деревянной коробки, куртку чуть ниже груди, не прислушиваясь намеренно к чужому разговору, но и не витая в облаках: чёрт поймёт эту ненормальную, вдруг она ещё и на Джуна посмеет накинуться? "Сейчас свободна от всяких там Мотидзуки"... она что, когда-то была частью семьи?!