О пользе телекинеза

Мальчик нахмурился, задумавшись над ответом. Как можно работать грубо даже не касаясь предмета? И если пытаться что-то толкнуть, разве это может быть не грубым? Если ты изменяешь мир своим действием, значит, ты уже насилуешь мир. Или если ты движешься вместе с миром к изменениям, это значит, что ты только сопутствуешь его течению? Кажется, он запутался, но решил попозже разобраться с пришедшими мыслями.
- Нет, я все сам. – для наглядности Феннерс помотал головой. Еще чего, долго и нудно выслушивать наставников. Но китаец не был похож на зануду, и Энекен спросил его:
- Покажи, как обрушить потолок.
Он и сам попробовал, глядя вверх, дотянуться до балки: но рушить надо было не одну, а несколько, а вся сила его ментальных потоков в упор ничего не могла противопоставить крепкой жерди. Голова заболела даже, но не сильно: в деревне он и подольше игрался.

Значит, самодеятельность. Тем любопытнее, потому что парень наверняка искал свои методы обращения с телекинезом, которые могут казаться абсурдными тому, кто понимает течение энергии. Наверняка здесь будет причудливая смесь удачи, суеверий и интуитивных догадок. В ответ на просьбу ученика Ян усмехнулся.

- Почему я должен тебе это показать? – спросил он, вопросительно подняв бровь.

Лю не нравилось, что ученик пока не понял, кто здесь главный. И при этом не хотелось делать ему скидок на возраст или европейское происхождение, так что Ян не рвался записываться в добродушные няньки и потакать детским капризам. К тому же он по своей натуре предпочитал не делать то, чего можно не делать. И ни ответственная должность в монастыре, ни все попытки переосмыслить собственную жизнь и отношение к людям не могли бы заставить Лю идти на поводу у чьих-то капризов. К тому же старший мастер не собирался ломать крышу, даже если услышит вежливую и предельно обоснованную просьбу от ученика, но он мог бы согласиться на внеплановый урок телекинеза хотя бы из любопытства.

Если лев берет силой, то котенок – тем, что заставляет умиляться. Энекен говорил с китайцем, потому что чувствовал себя с ним на равных. Как будто они были два шалуна, и оба что-то скрывали от других, и вот надо было найти это «что-то», прежде чем судить, кто сильней и кто главный. Но Ян быстро потерял свою привлекательность старшего брата, продемонстрировав, что он действительно СТАРШЕ. Ему неинтересно было обрушивать потолок, он пекся о благополучии монастыря так же, как все эти суетливые взрослые.
- Значит, ты не умеешь… - разочарованно протянул мальчишка, на глазах тускнея и расслабленно плюхаясь на пол. Для него был китаец – и не стало китайца, хотя вот он, рядом, смотрит черными блестящими глазами. Просто Ян не досаждал ему, чтобы чувствовать опасность (хотя мог бы, морали читать все любят), - но и не интересовал больше настолько, чтобы продолжать беседу.
Сидя на попе, Энекен выжидал, когда желтокожий уйдет, и делал вид, что молится Будде. В конце концов, его ведь за этим сюда послали.

Ян считал, что умеет манипулировать людьми, и потому очень не любил вестись на манипуляции других, а поведение европейца он расценивал именно так. Ему совершенно не хотелось доказывать Энекену, что он сможет обрушить крышу в Храме Будды. Он давно вышел из того возраста, когда мог сделать что-то на «слабо», чтобы доказать остальным свою исключительность. К тому же Лю никогда не относился к категории тех мастеров, кто будет напрашиваться в учителя, а потом ещё кого-то догонять и учить.

- Это то, что ты говоришь, - усмехнулся Ян. – Осторожнее с Тарой, вдруг обозлится, - добавил он, направляясь к выходу из храма.

Лю, разумеется, заметил, как сник ученик, услышав, что демонстрации не будет. Но этот европеец – не Шири, чтобы потакать его капризам. Будет дальше хулиганить – пусть разбирается цербер или наставник этого пацана, Ян и так курировал несколько учеников, которых некоторые аспиды призвали «лхасской триадой».

Мальчишка проводил китайца взглядом: искоса, не поворачивая головы, как будто и не смотрел на самом деле. Но в последнюю секунду, у массивной входной двери, желтокожий одержал победу. Энекен вдруг передумал. Ощутил, что возможность стать лучше, чем был, ускользает, а взрослый, спустивший ему шалость с Тарой, возможно, уже не станет ему другом в другой ситуации.
- Подожди. – он не обернулся, позвал, по прежнему вперившись в Будду. – Я верю, что ты можешь.
Китайцу, однако, его вера принесла разве усмешку. Что поменяет мнение маленького мальчика, если ты без него в себе уверен? Феннерс решил заключить договор.
- Я не трону статуэтку. Пожалуйста, объясни мне мои способности.
Возможно, фраза криво прозвучала по-китайски. Но это не потому, что мальчишка с языком не освоился. Это оттого, что он просить толком не умел.

Ян задержался в дверях, затем обернулся на ученика, сдержав новую усмешку. Пора записываться в Будды, количество верующих в него увеличилось вдвое одним махом. Впрочем, если вера Шири была существенной мотивацией для большинства поступков, что он совершал в последнее время, от веры европейца Лю было ни холодно, ни жарко. Условия договора были неравными, судьба Тары волновала старшего мастера непростительно мало для занимаемой им в монастыре должности, но зато Ян понял, что со стороны ученика и эта уступка была существенной.

- Не только эту статуэтку не тронешь, но и вообще ничего не будешь брать без спроса. Так устроит? – предложил Лю, внимательно глядя на европейца.

И где-нибудь там наверху пусть это зачтется плюсиком в карму. Гром не загремел, молнии не засверкали, а Ян все равно повел себя так, как требовали интересы монастыря. И был на полном серьезе готов согласиться на пару тренировок по телекинезу, если услышит от европейца утвердительный ответ.

Энекен заерзал на месте. Ничего не трогать – это как-то слишком серьезно. Он обежал взглядом помещение: здесь-то кроме Тары не было никаких интересностей. А вот в оставшейся части монастыря…
- Я буду возвращать на место. – сообщил он, испытывая реакцию китайца. Не мог же мальчик ручаться за свои слова, если бы обещал ничего не трогать. Камень во дворе вполне мог оказаться чьим-то: искать хозяина и спрашивать разрешения? Лучше правда просто класть на место. Последнее слово, однако, оставалось за желтокожим.
Все еще не смотря на него и сидя к нему спиной, Феннерс принялся возить по полу пальцем, собирая принесенные на ботинках пылинки. Как часто здесь надраивали пол – и все равно бесконечным оставался список дел. Почему людей это волновало? Что плохого в том, чтобы вещь стояла не на своем месте? Ведь если с ней никто не играет, значит, она никому не нужна. А он мог бы найти применение статуэтке.
Воздух с сопением выходил из ноздрей и щекотался - мальчик чихнул. Перед носом заколебалось пламя свечки, но не погасло.
- Так пойдет? - переспросил Энекен, оборачиваясь.

Удивительный случай – ученик даже сейчас продолжал торговаться вместо того, чтобы принять условия игры. Ян задумчиво прищурился и некоторое время молчал, не отвечая. Он не видел ничего плохого в предложении европейца, единственное, что ему не нравилось – сам факт торга. Ещё не нравилось, что парень разговаривает, сидя спиной к нему. Лю не был упрям, никогда не относился с особым вниманием к строгому соблюдению традиций и норм этикета, но сейчас хотел обозначить, что не собирается идти на поводу у капризов европейца.

- Будь здоров, - сказал Ян, когда ученик чихнул. Лишь после этого он добавил. – Пойдет.

Он подошел ближе к статуе Будды, затем сел на колени перед изваянием так, чтобы видеть ученика лишь боковым зрением. Хотелось сразу обозначить, кто кого учит и кто за кем бегает.

- Называй меня сифу Лю, - предупредил Ян, заметивший, что ученик не знает его имени и обращается как попало. – Расскажи, когда и как ты заметил свою способность двигать предметы.

Когда для кошки виляние хвостом – признак раздраженности, то для собаки это – приятное удивление. Энекен был отчасти затворник и не понимал многих невербальных правил, которые ему никто не объяснял и к которым самостоятельно он пока не приспособился. Например, сейчас он не думал, что оскорбляет китайца сидением к нему спиной. По его мнению – просто не достает и не навязывается. И новая поза сифу, когда они сидели лицом друг к другу, но в такой плоскости, что смотреть приходилось, либо поворачивая голову вбок, либо уголками глаз – его вполне устраивала.
- Спасибо. – растирая разлетевшуюся слюну по лицу, пробормотал мальчик, и подобрался на коленях, сев ровнее. Беседа начиналась серьезная, а потому он тоже представился. – Я Эн.
Он называл свое имя коротко не потому, что желтокожие плохо произносили и воспринимали длинные иностранные прозвища. Просто ему больше нравилось звенящее «н» на конце короткого слога.
- Сифу, разве бывают люди с одинаковыми именами, но разные… ну, мужское и женское? – выражая недоумение: в памяти всплыла другая сифу Лю, такая неуравновешенная немного и брюхастая, - решил уточнить Феннерс. Когда в церкви кто-то хотел дать кличку его собаке, девочки спорили, потому что не знали, кобель это был или какое-то второе нехорошее слово, означающее женщину, но которое священник попросил больше не произносить. В общем, список прозвищ от этого сильно зависел.
Подождав ответа, ученик неусидчиво поерзал на коленях: сидеть с ровной спиной было неудобно. Потом задумался над заданным вопросом.
- Ну, я уже плохо помню… - соврал юноша, подражая взрослым, говорящем о своем далеком прошлом. – Кажется, я злился на преподавателя, и было душно, так что во мне проснулась другая сила, отличная от моей обычной. Меня раздражал звук мела от царапанья доски, я думал взять его и растоптать, или выбросить. Кажется, это было именно так. Да, точно.
Вообще-то, он хорошо помнил, как это произошло. Он четко визуализировал, нарисовал, прощупал, хорошо представил, как мел падает. Он толкал его мыслью – и словно чувствовал сопротивление, как любая поверхность под прикосновением пальцев. Ощущения этой магии трудны и плохо передаваемы, но первое проявление сложно забыть.

В какой-то момент Яну показалось, что проще постичь звук хлопка одной ладони, чем понять смысл вопроса европейца. В Поднебесной не было однозначно мужских или однозначно женских имен, просто некоторые чаще давали женщинам, некоторые - мужчинам, но в целом те понятия, что становились именами, были и в повседневной речи. Что касалось самого Лю, его нынешнее имя некогда было просто прозвищем, но в Пекине стало официальным. Потом он все же понял, что непосредственно имени ученику не называл.

- Любое имя может быть мужским или женским, - чуть усмехнулся Ян. – Но Лю – это фамилия. У моих жены и дочери фамилия тоже Лю.

Он не стал подробно рассказывать о разнице в обращениях типа «Лю сяншен», «Лю тайтай» и «Лю сяоцзе», так как сейчас разговор шел о телекинезе, а не о китайском этикете. По большей части, Яну и вовсе было без разницы, как к нему обращаются, потому что в течение жизни привык к разным именам и прозвищам.

Выслушав рассказ Эна, Лю чуть заметно поморщился, живо представив себе ситуацию, которая может многих побудить к развитию телекинетических способностей. И ему показалось, что ученик как раз неплохо помнил тот момент, раз смог с подробностями описать всю ситуацию.

- И ты почувствовал, что можешь приказать этому мелу упасть? Или было как-то иначе?

Ян специально сказал об ощущениях от энергии телекинеза как можно менее точно, чтобы понять, насколько на самом деле Эн почувствовал способность в себе.

Энекен склонил голову набок, немного морща лоб в попытке описать свои ощущения. Нет, он хорошо их представлял, мог вызвать в себе такие же – собственно, так и управлял своими способностями, по аналогии с уже проделанным ранее. Но вот краткая зарисовка, предоставленная сифу, его ощущениям абсолютно не соответствовала. И потому юноша сбился, задумавшись, правильно ли он понимает вопрос.
- Нет, по-другому…
Приказать мелу упасть. Хах, слова ведь пустые, какую силу они могут иметь, если их не закреплять действием? Наверное, потому Феннерс и не открыл в себе способностей к ментальной магии: не понимал силы простой формулировки мысли, самоубеждения, приказа. Для мага воздуха – грубо, но он такой, какой есть. С иным, чем у других, восприятием. С иными понятиями.
- Я лучше опишу, как чувствую это сейчас. – Энекену так было проще, ведь первый раз все вышло совсем неуклюже. Это сейчас он мог тоньше ощущать и щупать энергии. – Я вижу предмет, который я хочу потрогать рукой. Если мне мешает расстояние, я должен протянуть вперед руку. Но иногда длины не хватает. И тогда я рисую ярко синие потоки, прохладные, - они оплетают мои пальцы и тянутся, как продолжение ладони. Если очень сосредоточиться, я могу дорисовать и какой-то предмет, расширить его оболочку. У меня выходит двигать и толкать, но я не чувствую тепла или шершавой поверхности. Не могу оставить на песке отпечаток пальцев, хотя я пробовал.
Никогда ранее Феннерс еще не описывал свои ощущения на словах. Всегда это были картинки: проще нарисовать, чем рассказывать. В голове – он мыслил образами, примитивно. Определенно – никаких приказов и убеждений, что получится. На крышу вон сколько не ори – не обрушится же, потому что воображению не хватает сил удерживать такую массу продленных нитей и еще толкать. Он четко прорисовать мог одну-две руки одновременно, и то, без пальцев.

Понимание и интуитивное восприятие – разные вещи. Можно чувствовать, что земля круглая, можно знать об этом, а можно еще и осознавать, почему. Потому что иначе не получается, не сходится, не стыкуется. Вряд ли об Энекене можно было сказать, что он понимает. Но китаец сказал, а значит, у мальчика появился повод собой гордиться и считать, что он на правильном пути. Заодно и меньше задавать вопросы, что, быть может, и не так хорошо, если хочешь научиться. Но в этом была суть почти любого подростка: «я все сам, только дай направление».
Он с охотой приступил к заданию. Закрыл глаза – для визуализации чего-то внутреннего так проще, - и стал рисовать картинку, которую Лю описывал словами. Вот его тело – оболочка, окруженная светлым свечением, в пространстве, которое лучше оторвать от пола. Лучше – в воздухе, ведь так свободнее двигаться и представлять, откуда что исходит.
Наверное, Яну правильнее было бы говорить помедленнее, давая мальчику самому попытаться нащупать конкретное место образования синих потоков. Как Руж – на занятиях с воздухом. Ведь человек устроен так, чтобы идти по проторенной дорожке. Пытаясь вообразить гипотетический объект, который можно было бы просто подвинуть, Феннерс снова «удлинял» свои ладони, в этот раз, правда, концентрируясь не на том, чтобы дотронуться, а на том, чтобы прочувствовать корень, дающий росток этому удлинению. В слабо светящемся образе тела смышленый ребенок рисовал, улавливал линии, как сетку вен – и она пропитывала все тело, сбивая и путая. Вообще, это было трудно – отследить, но смышленый ребенок мог, сам. А подсказка все нарушила (хотя вместе с тем сэкономила время и силы), направив внутренний взор сразу в верную точку.
Да, в лоб, между бровей, которые он ощущал, слегка морща. Здесь был узел, переплетенный с другими энергиями, центрированный, небольшой, мягко циркулирующий, без пульсации, как некоторые другие. Холодный, но это не отдается на коже. Эти ощущения – за гранью того, что можно пощупать. Иные.
Мальчик пытался понять, откуда же движется в точку энергия. Сифу сказал, что туда из пространства поступают потоки, или он не так понял? Вихри вокруг, разрастание? Нет, эта чакра у Энекена была очень спокойной. Либо потому, что уже напрягался порядком и устал головой (она даже болела), либо по иным причинам. Энекен пробовал добиться усиленного вращения, но вязнул в своей собственной силе. Наверное, не велико было желание тревожить то, что и так идеально гармонировало с другими внутренними системами.
- Сифу Лю, я чувствую, но она не растет. – через закрытые глаза сообщил юноша, стараясь не потерять концентрацию. Может, требовалось больше терпения?

Парень хотел добиться всего и сразу, а так не бывает, особенно с телекинезом, который сам по себе был сложной способностью, как и все, что затрагивали верхние чакры. Не растет у него, видите ли, Аджна. Ян сдержал ухмылку, хоть и знал, что Эн его сейчас не видит.

- Хорошо, что чувствуешь, - сказал старший мастер. – А теперь никуда не спеши, просто сосредоточься на дыхании и ощущении этого синего цвета. Почувствуй, как к вихрю на лбу поднимается энергия позвоночника, из-за чего свечение становится ярче. Только не спи.

Помимо прочего синяя чакра отвечала за чередование режимов сна и бодрствования, причем она значительно лучше помогала в борьбе с бессонницей, чем с сонливостью. Нужно не забывать об этом, практикуясь в телекинезе и ментальной магии, связанными с этой чакрой. Ян см помнил, как часто засыпал во время медитаций в то время, когда мастер стал учить его обращаться к магии «по науке», а не так, как Лю привык за годы жизни в Пекине. Там почему-то и спать во время чтения чужих мыслей не хотелось, и энергии на магию хватало с лихвой, и способности развивались удивительно быстро. Так уж устроен человек, который, желая выжить, запросто опровергает все представления о невозможном.

- Если заболит голова, остановись, - счел нужным предупредить Ян.

Ничего фатального не будет и в том случае, если Эн будет работать с Аджной сквозь головную боль, просто эффективность такого упражнения сомнительна.