Хозяйки песчаной горы

Летом, конечно, кидались купаться не все обитатели монастыря и не сразу - но тем не менее, определенных размеров поток все же тек к озеру. По мнению Анны-Лизы, в определенный момент это превращалось во вполне всамделишные купальные войны. Самая привлекательная часть берега, та, где лежал мягкий песок, пользовалась среди обитателей монастыря большей популярностью, чем могла вместить.
В определенный момент у Анны-Лизы созрел в меру наглый и вполне решительный план: естественно, злополучный песчаный пятачок нужно захватить, чем раньше и чем более оптимальной по составу компанией - тем лучше. Саволайнен заранее посвятила подружек в детали своего наглого наступательного плана и, как только, по ее мнению, наступили купательные погоды, подхватилась и бросилась к озеру, скорее занимать оборону, пока иные желающие окунуться в прохладную воду не набежали.
Поначалу, кажется, все идет более чем замечательно, и Анна-Лиза оказывается на берегу в гордом одиночестве, никаких проклятых конкурентов на горизонте не виднеется. Не воспользоваться этим просто грешно. И Саволайнен тут же начинает раскладываться на вожделенном песчаном пятачке, стараясь сделать это как можно наглее и шире, чтобы всем издалека было видно: здесь занято. Полоса препятствий, государственная граница, уже чужая территория, нарушителям не поздоровится. Закончив художественно раскладывать вещи по песку, Анна-Лиза сама располагается по центру композиции, вытягивает длинные ноги, перекрывая ими все, что еще не перекрыто, и принимается ждать подельниц, ждать долго-долго и верно-верно. И готовится при необходимости грудью защищать заветный клочок земли - мало ли, сейчас поднимутся из кустов захватчики и пойдут в атаку?...

Рейн обожала монастырское озеро круглый год, вне зависимости от погоды и вне зависимости от того, хватало ли смелости устроить внесезонный заплыв. Потому что место красивое и эмоции от него всегда исходили только положительные. Даже если Ирина намеревалась на берегу кого-то отпинать, или, наоборот, если кто-то усердно пинал саму Рейн - все равно оно все как-то проходило с блестками, только что не с фейерверками, и в конечном итоге пересчитывать шишки оказывалось не обидно.
Только, естественно, ничего из этого не означает, что рыжая гонялась к озеру исключительно для того, чтобы кого-нибудь отколошматить. Но и пятиться от конфликтов, когда они сами лезут в лицо, было для Ирины диким. Если уж человек исправно нарывается, то смысла терпеть это и вежливо держать рот закрытым, пожалуй, нет.
А в этот раз - рыжую как будто специально провоцировали. Девицу, развалившуюся на пляже так, словно она желала своими ногами охватить все озеро сразу, Рейн оглядела с неодобрением. Подошла поближе, ткнула носком сандалии в чужую загорелую лодыжку и закинула пробный камень: - Слышь, шикарная, конечности подвинешь? Не ты одна жаждешь попу помягче пристроить, делись квадратными сантиметрами.
Правда, сперва Ирина планировала искупаться, а уже потом устраиваться жариться на солнышке, но начинать вести борьбу за место следовало уже сейчас. Иначе потом будет без мыла не протиснуться, понабегут любительницы золотистого песочка и все собою заполонят.

Ну вот, стоило только подумать про захватчиков - и из прибрежных зарослей тут же выскакивает первая лишняя претендентка на тепленькое место, потрясая ослепительно рыжими волосами. Сглазила, с легкой тоской думает Анна-Лиза, не намеревающаяся не то что сантиметр - даже и миллиметр квадратный посторонним не уступать, ну точно сглазила, откуда бы ей еще иначе выскочить так вовремя? Только материализоваться из чужой не к месту черной мысли.
- Не подвину, - коротко отвечает Саволайнен, склонная к мысли, что любое слово, которое ты неосмотрительно ляпнешь, оппонент может с успехом использовать против тебя, а если ты ещё и имеешь несчастье ляпать так, что слова могут фатально исказиться по дороге, так и вообще, тебя убить наповал можно будет тем, что ты городишь. Сейчас, как находит Анна-Лиза, перепалка затевается не случайно нарисовавшаяся на дороге, а вполне серьезная, исход которой пускать на самотек нельзя, нужно за него бороться, ногами и зубами. Зная свои лингвистические проколы, порой всплывающие в речи удивительно некстати, Саволайнен старается лишнего слова не произносить. Терпеливо подвигает ногу, возвращая ее на прежнее место, туда, откуда рыжая только что попыталась выдворить ее пинком, и, кратко поразмыслив, выразительно добавляет: - Катись.
Это на случай, если рыжая попытается сделать вид, что намеков не понимает.

Эльза бессистемно бродит по монастырю с самого утра - пейзажей, которые так и просятся в кадр, в округе предостаточно, только ходи и успевай снимать. Поэтому Линдеманн усердно пишет короткие видео, которые безумно ей нравятся уже одной только своей живой, яркой красотой. И неважно даже, получится их потом где-нибудь использовать или нет. Для Эльзы сейчас главное - забить прекрасными кадрами память ноутбука, желательно под завязку, а там уже видно будет, куда их деть и что с ними делать.
В том числе, в планы Эльзы входит и съемка озера. Крупно. Чтобы солнечные блики на голубой воде резали глаза. Обходить озеро в поисках наилучшего ракурса неудобно, слишком густо берег порос травой, и продираться сквозь нее приходится практически на ощупь, потому что тропинка то и дело ускользает у немки из-под ног. Отыскать плюсы в этом сложно, но у Линдеманн с горем пополам получается. Пожалуй, что плюс, осторожно говорит самой себе Эльза, бережно разводя руками высокие стебли травы, в том, что по таким зарослям можно к кому-нибудь подкрасться незаметно и что-нибудь из этого выгадать. Правда, казалось бы - что такого в рассекающих по пляжному участку берега девушках? Ничего такого - кроме повышенного тона беседы. Подчиняясь своей интуиции, Линдеманн считает это уже достаточным основанием для того, чтобы заинтересоваться, остановиться и отчасти пожертвовать запланированными кадрами. Стараясь оставаться незаметной, Эльза поднимает камеру, захватывая в объектив две женские фигуры. И размышляет, стоит ли рискнуть и приблизиться еще, чтобы было не только хорошо видно, но и неплохо слышно, или и одной картинки может хватить за глаза.

На то, как блондинка продолжала томно и широко возлежать на золотистом песочке, красиво перемешивая земля с почти такими же золотистыми волосами, Ирина взирала со смесью возмущения и восхищения. Ну надо же, наглая, как американский "Абрамс", ни на миллиметр жопу не подвинула, даже после вполне однозначной и недвусмысленной просьбы. Чужую здоровую наглость Рейн вообще-то обычно уважала. Если издалека на неё смотрела, откуда-нибудь из зрительного зала, эдак из задних рядов партера. Но когда эта чужая наглость пыталась заломать саму Ирину - тут уже ни о каком уважении и речи быть не могло. Какое к черту уважение, тут щас голову открутят на сувениры открутят и даже завалящего "спасибо" взамен не бросят.
- Ну ты, блин, и финская мадемуазель, - выдала Рейн, в понимании которой именно финны были вот такими непрошибаемыми, упертыми до очевидной тупости людьми. - Ну вот только не заявляй мне потом, что я не пыталась тебя вежливо попросить! - и Ирина обеими руками сцапала блондинку за ногу, стягивая с насиженного (точнее - с належанного) места. Безо всякой жалости вцепилась пальцами в шикарную загорелую лодыжку и что было сил потащила на себя - а сил у рыжей, несмотря на не особенно многообещающую худобу, было не так уж и мало. Дурь и упрямство обычно неслабо так множили силенки, толкая порой на геракловы подвиги. Упереть на своём горбу не самую щуплую даму в заоблачные дали, так, чтобы у неё вообще всякие посягательства на тёплое место отпали - это, по меркам Ирины, ещё совсем и не подвиг был. Так, бытовая борьба за перспективный клочок земли и за лучшую жизнь.

Удивленная чужой нескромно пробивной наглостью Анна-Лиза всегда звучит примерно одинаково. Сперва следует изумленное "ай!", интонационно словно бы изгибающееся недоумевающим вопросительным знаком. Затем идёт напряженная пауза, во время которой Саволайнен осознает, что - да, это чужая наглость пытается подмять словно катком именно её. И под конец раздается неуклонно нарастающий, похожий на сирену крик, возмущенный и продолжительный, который девушка берет на вооружение, словно боевой клич, и под который начинает отбиваться.
Ровно по этой схеме все происходит на этот раз. Анна-Лиза удивлённо ойкает, когда рыжая ни с того ни с сего решает ухватить её за ногу. И пару секунд в потрясенном молчании смотрит на нахалку. Затем Саволайнен соображает, что её вот-вот скинут с насиженного места, вышвырнут, как котёнка на мороз, и начинает сопротивление.
План по сопротивлению у Анны-Лизы очень прост и скорее продиктован инстинктами, чем является результатом стратегических измышлений. Саволайнен почти вслепую пинает маячащую где-то впереди соперницу, стараясь прицельно попасть пяткой по лохматой рыжей голове; захватывает в горсть песок и, в спешке едва не запорошив глаза самой же себе, тоже швыряет в сторону рыжей шевелюры. Одновременно с этим Анна-Лиза вовсю шурудит попавшей в захват ногой, стараясь или ногу высвободить, или руки сопернице открутить. Как только удаётся выскользнуть из чужой хватки, Саволайнен тут же перекатывается на живот и вскакивает, уже готовая встречать рыжую как положено. И месить, как сырое тесто, если потребуется.
- Ах ты, narttu, saakelin tyttö!* - Анну-Лизу аж трясёт от такой чужой наглости, и внятных желаний в голове не бродит, кроме жгучего желания отвернуть мерзавке чертовски деятельные конечности. - Ты что творишь, huora?* Я тебе что, мешаю? Тебе вцепиться не в кого? Совсем с мозгами бедно, да?

Блондинка и рыжая не подводят, сцепляясь в драке. Эльза едва-едва успевает нажать на кнопку "rec", чтобы не вхолостую водить объективом над зарослями кустарника, а действительно записывать потасовку. Пока по-прежнему не вполне ясно, что потом можно будет с этой записью сделать, но определенно какое-нибудь применение найти ей будет нужно. потому что кадры эффектные, жаль будет, если они просто затеряются и сгинут где-нибудь на просторах необъятного съемного диска.
Например, это, наверное, могли бы вполне быть кадры из какого-нибудь современного боевика, - думает Эльза, осторожными мелкими шашками смещаясь вбок, чтобы попытаться подойти еще ближе и записывать еще лучше. Женские драки сейчас в моде. А тут такая драка нарисовывается, что ни в "Форсаж", ни в "Миссия невыполнима" вставлять не стыдно - две высокие девушки в купальниках, с роскошными волосами, машут длинными обнаженными ногами и руками, стараясь пнуть друг друга побольнее. Мужской аудитории должно понравиться.
Единственное, за чем Линдеманн не забывает следить, несмотря ни на что - так это за тем, чтобы не слишком сильно высовываться из своего укрытия и не выставлять камеру очень уж далеко. Потому что иначе ее заметят, и немке тоже достанется на орехи, а вот это уже звучит как плохая идея. Бить оператора нельзя ни в коем случае, иначе же просто некому будет брать эффектные планы, это самая что ни на есть прописная истина. Эльза в данной ситуации почитает себя как раз таким неприкосновенным оператором. И неважно, что дерущиеся девушки разрешения на съемку не давали. Для Линдеманн в данной ситуации гораздо важнее то, что она сама получать чужими конечностями по головному мозгу не готова и не согласна.

- Сама раскинь руки в стороны, - огрызается Анна-Лиза, которой и без того кажется, что дружным хором они с подругами и так здесь не поместятся, что уж говорить про необходимость разложить на и без того куцей песчаной проплешине еще одно рыжее тело сверх того. - И стукни себя этими руками по голове. Никто никуда двигаться не будет. Иди ищи другое место, где ягодицы разложить. И немедленно - клади - обратно - мои вещи! - почти завывает Анна-Лиза, все отчетливее тяготея к ультразвуку. Рыжая сперва топчется по парео, потом переключается на туфли, и в этот момент Саволайнен налетает на нее почти что коршуном, не собираясь ждать, когда чьи-то наглые (и вполне возможно, что еще и веснушчатые) пятки окончательно приведут одежду в негодное состояние.
Длинные и роскошные рыжие волосы - это просто находка для бойца. Анна-Лиза от души запускает в них пятерню, захватывает как можно больше, что есть сил сжимает кулак и дергает. Бьет рыжую коленом под колено, пытаясь заодно сделать подсечку, и как-то совершенно не задумывается о том, не оторвет ли она девушке голову к чертям в случае удачной атаки. А хоть бы и оторвет - те, кому такие буйные головы выдаются природой, и так явно не живут безмятежно. Свободную руку Анна-Лиза напряженно держит примерно на уровне груди, готовясь в случае чего защищаться раскрытой ладонью. Ну не верится ей, что рыжая безропотно позволит себя месить. Не позволит ведь, точно.

Эльза больше всего жалеет о том, что в момент начала драки она стоит очень далеко от центра событий. И подойти ближе, конечно, можно, но это задача не из простых, когда ты и не смотришь, куда идешь, и одновременно пытаешься не выдать свое присутствие. Поэтому первую часть стычки Линдеманн вынуждена снимать издалека, неловко вскидывая руки над прибрежным кустарником, то и дело утыкаясь локтями в какие-то колючки и тем не менее как-то ухитряясь снимать приличные, не слишком дрожащие кадры.
Первые обмены ударами, однако, больше похожи на приветствие, чем на серьезную потасовку. После этого соперницы начинают обмениваться обидными фразами - а Линдеманн пользуется этой паузой в боевых действиях, чтобы подобраться поближе. Идет прямо сквозь кустарник и временами, бесстрашно плюя на правила незаметного передвижения, почти ломится насквозь, отчетливо хрустя ветками. К счастью, блондинке и рыжей не до того, чтобы прислушиваться, кто и насколько аккуратно к ним подкрадывается - они вдохновенно ругаются. А затем снова сцепляются в драке.
К этому моменту Эльза как раз успевает присмотреть в кустах пятачок земли, с которого, по идее, можно снимать куда лучше, чем со всех предыдущих позиций. Достигает его в отчаянном прыжке, как никогда рискуя засветиться со всей своей аппаратурой вместе - и уже на новом месте торопливо вскидывает камеру, наводя ее на девушек.
Когда выяснится, какие кадры Линдеманн тут наснимала в кустах - ее, возможно, побьют и заставят форматировать всю карту памяти, подчистую, со всем существующим и несуществующим компроматом вместе. Но это не сейчас и не точно. Сейчас же Эльза вдохновенно снимает, пока есть что снимать.