Хоть розой назови её, хоть нет

Приглашать девушку на дежурство, когда она, вероятно, ждёт приглашения на свидание — или ровно наоборот, не знает, куда от такого внимания деться и мечтает, чтобы неуютный поклонник куда-нибудь сгинул, — идея, заслуживающая некоторого признания своей неуместности, каким боком её ни разворачивай. Но Эйнару, как назло, ничего более вменяемого в голову упорно не приходит. А времени прошло уже много, уже памятный тёплый рождественский вечер вот-вот растает свечным дымом, и будто и не было его, времени терять больше нельзя.
Поэтому Эйнар с дерзостью, где-то уже переходящей в отчаяние камикадзе, приглашает Эстер высаживать цветы возле вновь строящегося павильона. И находит маленьким чудом то, что вместо решительного отказа Эстер даёт ему своё согласие.

Планы на новый сад у мастеров, должно быть, грандиозные, потому что, когда Эспеланд является за цветами, которые нужно перенести в сад и там пересадить в землю, то обнаруживает, что растений заготовлено великое множество, хватит не то что на один сад — на целое зелёное с разноцветным море. Благо, хоть одолеть за один присест всё не предлагают.
Эйнар начинает с того, что требует подручные инструменты, потому что не голыми же руками им с Эстер землю вскапывать — он сам в случае чего, скорее всего, как-нибудь перебьётся, но вот Эстер это делать точно совершенно незачем. Потом Эйнар относит цветы, на которые ему указывают, туда, где их предстоит высадить в землю, и с этим раскинувшимся у ног цветочным морем ждёт, когда возле павильона появится девушка.
Все бы эти цветы ей подарить, но увы, с казёнными так получится сделать разве что символически, всё равно что звезду с неба дарить — "в руки взять никогда не сможешь, но знай, она твоя".

"Конечно, я с удовольствием!" - на все лады повторяет Эстер, пока шагает по тропинке к новой площадке в горах, где со временем вырастет что-то совсем удивительное, и вырастет не только в плане растений, но словно в буквальном - поднимутся павильоны и беседки, улягутся каменные дорожки, в холодное тибетское небо будут врезаться флагштоки с развевающимися разноцветными лентами, и все окажется засажено огромным количеством цветов. "Конечно, я с удовольствием!" - снова повторяет Эстеру же перед самым своим финальным отрезком пути, потому что впереди видит фигуру Эйнара, у ног которого расстилается настоящее цветочное полотно, которое к весне станет еще ярче.
Сердце вдруг начинает бить очень-очень сильно, норовя выпрыгнуть из груди, и Эстер нужно сделать пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять это бешеное сердцебиение, потому что дежурить с Эйнаром ей выпадает впервые. И в голове Эстер, воспитанной в духе старых английских романов, это вовсе даже не дежурство, а нечто совершенно другое. Ее не смущает, что при этом нужно будет что-то еще делать - сажать цветы, рыхлить землю, все это затем поливать, ей даже кажется, что так будет намного проще.
Но ведь раньше ее никто не приглашал подежурить вместе.
Когда ей удается унять сбившееся дыхание, огромного труда стоит не сбиваться на быстрый бег, чтобы поскорее оказаться рядом, как можно ближе, и остаток пути Эстер преодолевает в мучительной попытке удержать саму себя, а потому подходит как-то скованно, но с радостной улыбкой на лице, которую, в отличие от своих ног, она сдержать ну никак не может.
- Эйнар, здравствуй! - приветствует она молодого человека и в нерешительности останавливается рядом. - Это все надо высадить? Так много!

Ощущение времени странно двоится и сбивает с толку: Эйнар одновременно и не чувствует долгого ожидания, и ждёт уже целую вечность. Минуты и тянутся вязкой смолой, и мчатся вскачь, как ополоумевшие, и Эйнар в итоге абсолютно перестаёт понимать, действительно ли он уже долго стоит, ожидая Эстер, или всё это ему только чудится от нетерпения.
А потом это всё разом перестаёт иметь значение, потому что появляется Эстер, и юноша только и считает её изящные шаги, потому что каждый шаг приближает её к нему, пока расстояние наконец не исчезает почти совсем, пока девушка не оказывается рядом, чуть повзрослевшая с того празднования Рождества, но оттого лишь более притягательная.

— Здравствуй, Эстер, — вежливо склоняет голову Эйнар. Девушка неумышленно подходит к нему справа, со стороны незрячего глаза, оказываясь там, где у норвежца слепой провал, и приходится выворачивать голову и отчасти выворачиваться всем телом, чтобы видеть её — но, Боже, каким же незначительным это сейчас кажется. Эйнару хочется бесцеремонно, по-медвежьи сгрести Эстер в объятия, крепко прижать к груди, наречь навсегда своей — но Эспеланд всё ещё опасается насторожить, а то и напугать девушку слишком бурным проявлением чувств. Эйнар позволяет себе лишь одно осторожное прикосновение к нежной ладони Эстер перед тем, как указать на цветы: — Да, главный на хозяйстве выделил всё это нам. Но если будем не справляться, просто всё лишнее отнесём ему обратно. Можем даже проявить честность и попросить отложить все остатки нам на следующий раз, — если для следующего раза потребуется повод, хотя Эйнар надеется, что у них уже сегодня получится это условие отринуть. — Мы могли бы эти цветы просто разделить и разместить сообразно тому, с какой стороны у павильона какая стихия — или можем попытаться придумать что-то менее очевидное. У тебя есть какие-нибудь дизайнерские пожелания?