История китайской письменности

Сонгцэн уже знал, как нужно правильно держать кисть. Его учили в клане, а потом родители дома. Он выпрямил спину, расслабил руки, затем взял палочку посередине, постаравшись расслабить запястье. Мама обычно очень красиво держала кисть, Сонгцэну казалось, что он так никогда не научится. Казалось, что она не пишет иероглифы, а рисует какие-то великие картины. Её взгляд становился теплым, а лицо – спокойным. Он мог долго смотреть, как она переписывает очередное стихотворение причудливой скорописью, и как ловко скользит по бумаге кисть, оставляя ровные черные следы. Сонгцэн посмотрел на свою руку и сильнее расслабил мизинец и безымянный палец, затем поднял взгляд на мастера.

Пусть маленький принц и не считал каллиграфию важной наукой, он гордился тем, что что-то в ней уже умел, и сейчас мог выглядеть не хуже остальных учеников. Вряд ли все они занимались каллиграфией раньше, значит, у него была какая-никакая фора. Он даже начал учить ключи, правда, больше в рамках изучения китайского языка.

Когда тебе нужно знать три языка, они путаются между собой, но во всех трех была разная письменность, и китайские иероглифы нельзя было спутать ни с чем. Писать было проще, чем учить на слух.

Юншэн не понимал, почему так принципиально правильно держать кисть. Он умел писать некоторые иероглифы, и держал при этом ручку или карандаш самым обычным образом. И так было удобно. А сифу Ньяо почему-то учил по-другому, как будто эта палочка, которая была вместо кисти, была чем-то вроде смертельно опасного оружия: попробуй взять не так, и тебе уже крышка.

Лю-младший взял кисть за середину, краем глаза подсмотрев за Сонгцэном, как сделал тот. Сын сифу Бо наверняка учил каллиграфию раньше, как-то уж больно уверенно он взялся выполнять первое практическое задание. Юншэн ещё покрутил палочку в руках, но затем все же постарался взять её правильно. Потом он даже сел ровно и выпрямил спину, хоть в такой позе наверняка быстро затекут ноги.

Вот у папы был очень непонятный почерк, и никто ничего об этом не говорил. И без всей этой каллиграфии папа отлично обходился. Не будешь же постоянно таскать с собой кисти и тушь? Проще записывать ручкой в блокнот, где все эти премудрости ни к чему. Юншэн немного покрутил запястьем, чтобы расслабить руку так, как сказала мастер. Все равно неудобно. Вот, интересно, сколько лет потратил сифу Ньяо на то, чтобы научиться каллиграфии? Наверняка за это время можно было выучить что-нибудь полезное. Например, он не разбирался в травах или врачевании, но ведь от них больше пользы, чем от красивых иероглифов? А ещё почему-то сифу Ньяо почти не проводил занятий с оружием, и Юншэн лишь по легендам знал, что тот знает вееры-тессены или длинный меч цзянь. А это было бы интереснее, чем каллиграфия.

Дин вздохнул, когда понял, что теперь будет нудное прописывание элементов. Интересно, они сегодня хоть какие-то ключи пройдут? Он взял палочку за середину, потому что примерно представлял, как это делается. Пальцы не очень слушались, Дин и в обычных прописях писал очень криво, а тут он заранее ожидал, что мало что получится.

Он считал себя магом Огня, и потому не считал неправильным, когда становилось скучно сидеть на одном месте или заниматься чем-то бестолковым. А смысла в каллиграфии Дин пока не видел, хоть и знал, что и мама, и папа немного знали эту причудливую науку. И папа говорил, что магам Огня нужно упражняться в каллиграфии, чтобы быть сдержаннее. Но ведь это сложно, сидеть на одном месте и рисовать одинаковые черточки, стараясь, чтобы они были идеально ровными! Можно же было заниматься другими тренировками, хотя бы делать упражнения по рукопашному бою.

Каллиграфию Дин считал чем-то сродни вышиванию золотыми нитями, которым увлекалась бабушка. Она могла весь вечер просидеть с очередной наволочкой или картиной, делая стежок за стежком, пока за всем этим не начинали проявляться красивые картины. Дин не понимал, как ей хватает терпения. Она даже телевизор при этом редко смотрела. Могла сесть на крыльце или в саду и вышивать, вышивать, вышивать, пока не стемнеет так, что ей не будет видно вышивку. Даже тетя Аи и тетя Ли никогда ничем подобным не занимались.

Утвердительно кивнув себе в подтверждение правильности ответа, англичанка взяла палочку и поудобнее устроилась на циновке. Самое сложное, это расслабиться, когда ты делаешь что-то подобное в первый раз. Три пальца, держать за середину. Рука старалась склониться, как это обычно бывает, когда держишь ручку, но девочка ставила её на место. Не напрягаться при этом не получалось. Стараясь не сильно шуршать, Анна в очередной раз сменила позу и огляделась. Некоторые ученики, несмотря на то, что были младше, держали "письменную принадлежность" намного увереннее. Возможно, не в первый раз. Ничего, я тоже научусь. Энн тряхнула руками, стараясь расслабиться. Левую положила на колено, а правая вновь зависла над песком, на этот раз относительно ровно. Спина прямая, плечи опущены. Сложно не только учить ключи, но и даже сидеть.

Вторая задача не из лёгких - научиться правильно дышать. Говорите, на выдохе? Больным явно противопоказана каллиграфия. Что же, Чарлстон здорова. Она хоть и была выращена, как комнатное растение, но окно рядом периодически открывали, а это закаляет. Девочка поводила палочкой в воздухе, вдыхая запахи Храма, приятные, сладковатые, с сухим привкусов бумаги и пыли. Если не справишься с началом пути, то дальше не пройдешь. Лишишь себя какой-либо возможности пройти его до конца. Значит, надо стараться.

После своего ответа Таро просто сидел на циновке и слушал предположения других учеников. Многим из сидящих здесь обучаться каллиграфии было если не гораздо, то куда проще, ведь они с самого детства хотя бы рисовали иероглифы, а кто-то даже старался либо просто рисовать красиво, либо профессионально обучаться. А вот другой части учеников повезло меньше, так как они писали либо латиницу, либо кириллицу. Таро знал лишь названия этих наборов букв, но никак ни содержания, ни каких-либо ещё правил данных языков.

Когда последний ученик наконец высказался, учитель продолжил занятие. Японец, лишь услышав указания мастера, сразу же брался их выполнять, причём точь-в-точь, ни на шаг не отступая от задания.
-Как говорится: "В чужой монастырь со своим уставом не ходят." Вот и я не буду отклоняться от рекомендаций сифу. В конце концов он этим занимается гораздо дольше меня. - Таро всегда во всём соглашался со старшими, если это не противоречило здравому смыслу и логике. Натура у него была такая, как и у многих других японцев. Выполнив все указания мастера, Таро, застыв, словно статуя, стараясь не менять даже нажима пальцев на кисточку и темпа дыхания, смотрел на мастера в ожидании дальнейших указаний.

Мэйлин взяла палочку, что лежала сбоку от ее ящика с песком и некоторое время крутила ее в руках. Естественно, она знала, что каллиграфией обычно занимаются кистью, иногда - вот такими палочками, чтобы писать ими по песку, но ей намного привычнее было писать иероглифы карандашом или ручкой, которые держишь спокойно, не задумываясь. Девушка выпрямила спину, чтобы сидеть ровно, потому что начала замечать за собой, что иногда сутулится. Мэй удалось добиться того ощущения легкости, о котором говорил сифу Ньяо, ведь легкость и воздушность - основные черты мага воздуха, так что ей не нужно было искать в себе это чувство. Она только глубоко вдохнула, ощущая, как легонько начинает щекотать в горле, как бывало каждый раз, когда Вишуддха послушно отзывалась на внутренний настрой.

Сидеть было не просто удобно - а очень удобно, Мэй опустила вторую руку на колено, расслабила плечи, опустила локти, потом сделала наоборот - опустила плечи и расслабила локти, и поставила палочку перпендикулярно поверхности письма, очень по-женски изящно оттопырив мизинчик в сторону.

Обычно ей не нравилось просто сидеть где-нибудь без действия, ну или она хотя бы предпочитала обрыв всем прочим местам, потому что там много ветра. И обычно ей не нравилось заставлять заниматься себя каллиграфией, потому что она не видела никакого прогресса. Но сейчас, даже если она так ничего и не добьется и не исправит свой корявый почерк, она просто почувствует, как впервые за несколько месяцев ей хорошо.

Ученики более-менее определились с тем, как нужно держать кисть. Поначалу это могло показаться им неудобным, но как только начнутся практические упражнения, они должны будут понять, что от расслабленности руки и правильного положения пальцев зависит легкость, с которой получится прописывать базовые элементы, ключи, а затем и иероглифы.

- Сегодня вы пройдете первый основной элемент – горизонтальную черту хэн, - продолжил старший мастер. – Некоторые мастера каллиграфии считают её самым сложным элементом. Черта чертится слева направо: кисть сначала касается поверхности с легким движением влево и вверх, затем со скоростью капли дождя, катящейся по стеклу, движется вправо и завершается легким движением сначала чуть вверх, затем отрывается движением влево и вниз. Мастерство каллиграфии начинается с того момента, когда вы сможете нарисовать пятьдесят одинаковых черт хэн. Следите за дыханием, не зажимайте кисти рук и локти, просто сосредоточьтесь на этом упражнении. В момент занятия каллиграфией разум должен быть освобожден от насущных мыслей, это должен быть момент дзен, в котором есть только ощущение здесь и сейчас. Считайте время, что вы тратите на упражнения в каллиграфии, возможностью отдохнуть от забот и тревог, и тогда работа пойдет легче.

Когда ученик осваивает хэн, остальные элементы даются ему намного проще, несмотря на то, что внешне они выглядят сложнее. Но с первой попытки никто не может начертить пятьдесят одинаковых горизонтальных линий, даже если ему удастся понять правильную позу, правильное положение руки и правильное дыхание.

Минут через пять поза показалась достаточно удобной, в ней ничего не затекало и не хотелось скорее пересесть. От напряжения полностью избавиться не удалось, но причины были не в том, как ты сидишь, а в том, где именно это делаешь. Незнакомые люди вокруг не позволяли расслабиться, хотя Анна и старалась не обращать на них внимания. Первый шаг - преодолей себя. А там уж и писать как-нибудь научишься. Если бы в каллиграфии было важно только то, что ты выводишь на песке или бумаге, это не было бы каллиграфией. Чистописание да и только.

Вот и первое практическое задание - нарисовать горизонтальную черту. Не такая уж она и горизонтальная, судя по описанию техники. Англичанка вздохнула, настраиваясь на работу, но в голове столько мыслей, какой уж там дзен. Чтобы отвлечься успокоить внутренни голос, девочка стала кончиком каллиграфической палочки выводить ключ, про себя повторяя: хэн, хэн, хэн. Это позволяло не задумываться ни о чём (даже о скорости капли, катящейся по стеклу), кроме собственно упражнения. Вдох - чуть вверх и влево - выдох и прямая черта вправо - хвостик вверх, влево и вниз. То ли дышала она быстро, то ли писала медленно, но что-то с дыханием не так. Анна вновь уставилась на песок, рука с кистью вспотела, пришлось вытерать её о штаны. Это всё волнение. Хэн. Хэн. Хэн. Первая черта вышла кривоватой и напоминала двусторонний крючок для вязания.

Вдох - выдох и вверх, влево - капля течёт вправо - лёгкий взмах вверх, влево, вниз - вдох - выдох, первый крючок - капля - хвостик - вдох. Энн убрала палочку, понимая, что напрягается, когда пишет. Будто это не способ расслабиться, а непосильная работа, которую никак не удаётся выполнить. Все три черты отличались друг от друга, имели разную степень искривлённости и окончания где-то просто утолщались, а где-то походили на петли. Пятьдесят лет для пятидесяти одинаковых хэн, - сухо пошутил внутренний голос англичанки. Она выровняла песок и искоса глянула на соседей, желая узнать, как идут дела у них.

На какое-то время Карли выпала из реальности, потому что вспоминала своё первое занятие. Уж очень сильным было ощущение дежавю. И что-то очень давно она мыслями не возвращалась к прошлому занятию, не вспоминала, что тогда узнала. И, как назло, Рыженькая задумалась настолько, что, вспоминая прошлое занятие, прослушала что говорили на занятии в реальности. Встрепенулась норвежка только в тот момент, когда мастер стал рассказывать задание. Выслушала и широко улыбнулась: она уже делала это! И не один раз. И даже не два раза.

С тех пор, как Карли побывала на прошлом занятии, она довольно часто приходила в Храм и рисовала черту хэн на песке. Тогда это была единственная фигура, которую они изучили, так что никакой альтернативы не было. Но она и не хотела ничего такого, потому что считала каллиграфию увлекательным занятием, которое расслабляло и помогало собраться с мыслями. А в последнее время это было так необходимо... Так что, каждый раз, когда она начинала чересчур скучать по дому, или думать о своей семье, она шла в Храм и выкидывала из головы все мысли.

Девушка уверенно взяла в руку палочку, это движение было у неё отработано: крепко, но в то же время мягко, без напряжения. Она легко мазнула палочкой по песку, точно так, как сказал мастер, влево и вверх, затем уверенно провела линию вправо, а закончила очередным легким мазком влево-вниз. Получилось очень похоже на то, что начертил мастер. Не так идеально, конечно, но было видно, что она много тренировалась и начертила эту черту, наверное, больше сотни раз. Чтобы не сидеть просто так, Карли начала выводить палочки одну за другой друг под другом. Интересно, мастер заметит её успехи?

Курук на какое-то время покинул занятие, телом оставаясь здесь, в храме, а мыслями улетая куда-то вдаль. Почему-то вспомнил своих родителей. Интересно, как они там - живы или нет? Изуродовала их война, как всех остальных, или они мирненько отсиделись в своих лагерях, никого не трогая и никому не мешая? А деды - колдуны, с ними что? Курук знал о своих дедушках только понаслышке, они ушли на войну до его рождения. Встретиться бы с ними хоть раз за жизнь... Северянин мысленно окунулся в то беззаботное детство, когда ему было каких-то 5 лет и у него еще не проявились способности. Детишки с ним охотно играли, родители никаких претензий не имели. Красота... А потом - потом случилось несчастье. У Курука стали прорезаться способности, и друзья потихоньку отворачивались от него. Ну, как так - у Курука есть магия, а у них нет - почему им тоже нельзя угадывать чужие мысли? Почему предметы двигаются только у него? Родители не обладали магическим даром, поэтому вообще строго-настрого запретили Куруку использовать свои способности. Чтобы не привлекать лишнего внимания.

Каллиграфия была слишком скучной, чтобы сосредоточиться с сделать упражнение, Северянин все время уносился мыслями в те места, что не имели ни малейшего сходства с каллиграфией. "Полетав" мыслями минут с десять (голос у мастера, кстати, был какой-то монотонный, что более усугубляло ситуацию), Курук-таки вернулся в реальность, с легким любопытством поглядывая на соучеников. Так-с, что делать надо? Все молчали и вырисовывали что-то на песке. Парень пригляделся. А, этот символ несложный, можно даже сказать ерундовый. Правда, нарисовать его надо было, похоже, не один раз, а гораздо больше. Десять, или даже двадцать. Курук взял палочку и начал чертить символ. Влево, вверх, вправо, вверх. Ничего сложного. Еще раз влево и, наконец, вниз. Скучно, не правда ли? Курук быстренько начертил еще с десяток таких линий, кажется, они назывались хэн( прям как курица по-английски, вот смешные эти китайцы). Положил палочки на песок. Ну, мастер, попробуй, заинтересуй меня. Ты же мастер, а не какая-то Рина.

Давно надо было ей начать именно с этого элемента. Мэйлин прикрыла глаза, абстрагируясь от окружающих. Она, кажется, могла и впрямь почувствовать на себе то, о чем говорил сифу Ньяо, быть может потому, что такое внутреннее состояние было близко к тому, чего она постоянно пыталась достичь при занятиях магией воздуха. Тогда остаетесь наедине только ты и стихия, и все остальное кажется таким неважным и не принципиальным, что совсем не хочется даже об этом думать.

Мэйлин умиротворенно и медленно вдохнула, легко касаясь песка кончиком палочки и оставляя едва заметный след на разровненном песке. И выдох - палочка плавно скользит по песчаному морю, прорисовывая длинную бороздку, а затем снова вдох - и короткое движение вверх-влево-вниз, завершая первый ключ. Получилось намного лучше, чем ожидала сама Мэйлин. Ей даже самой понравилось то, как она это сделала. И девушка приступила к дальнейшему выполнению, надеясь нарисовать если не пятьдесят одинаковых, то хотя бы штук десять кряду, не прерываясь на ошибки и помарки. Главное - не напрягаться, не зажиматься и не позволят лишним мыслям проникать в голову и сохранять этот найденный настрой, погружаясь в него все глубже и глубже. Каллиграфия - занятие для души.

Сонгцэн знал, как пишется хэн, потому что часто делал это упражнение как дома, так и в клане с учителем Хо. Он принялся сосредоточенно выписывать горизонтальные черты на песке, следя и за рукой, и за дыханием, и за тем, чтобы спина оставалась прямой, а плечи были опущены. Мама всегда строго следила, чтобы он правильно сидел во время занятий каллиграфией, особенно за тем, чтобы он не сутулился.

Черты получались довольно ровными, но все же не совсем одинаковыми, особенно когда Сонгцэн начинал спешить. Но на песке тренироваться было намного проще: здесь не поставишь кляксу, а от слишком резкого движения рукой кисть не лохматится и не оставляет полосок по сторонам от элемента. Если бы в клане и дома тренироваться тоже можно было только на песке, с каллиграфией возникало бы намного меньше сложностей.

Сонгцэн прописывал хэн ряд за рядом, так, чтобы в вертикальных одна черта находилась строго под другой, а горизонтальные линии не ползли вверх или вниз. Он старался не отвлекаться, потому что знал, что от любых посторонних мыслей элементы будут получаться кривыми, а строги – прыгающими, а вдруг сифу Ньяо решит пройти по рядам и проверить, у кого как получается? Учитель Хо всегда проверял, особенно когда у него на занятии было несколько учеников. Старших он даже иногда заставлял переделывать все упражнение, если строки оказывались недостаточно ровными.

Пока все долго и упорно разглагольствовали на тему того, чего там и где пишут, Лан упорно боролась с зевотой и подозревала, что такими темпами она заработает вывих челюсти. Пожалуй, это было самое действенное наказание, даже похуже всяких там дежурств и обычных занятий. Потому что на дежурствах можно общаться с другими людьми, руки заняты полезным делом. На занятии тоже чем-то обязательно занят, сосредотачиваешься, и время летит более-менее незаметно. А тут вот... Адский ад, по-другому не назовешь. Как человек, мало что понимающий в красоте, Хэмптон была уверена, что тем, кто придумал каллиграфию, просто заняться нечем было. Наверное, тогда ещё просто не придумали футбола... Иначе бы не сидели эти древние чуваки на попе ровно, и не проводили бы часы на пролет за бесполезным рисованием. Муки какие-то...

Лан взяла в руки палочку и с тоской её разглядела. Палочка как палочка... И песочек. Внутри что-то неприятно шевельнулось, проснулись воспоминания о том, как в детском саду девочки звали строить её куличики из песка, а она только фыркала и играла с мальчишками в войнушки. Вот такие "игры" в песок не хуже куличиков, случайно?
Но выбора, кажется, у неё не было. Пришлось взять палочку так, как показывал сифу, и попытаться что-то изобразить, похожее на хэн. Попервой Лан не заморачивалась со всякими там скоростями капли, а просто беззаботно рисовала палки на песке.