В начале были точки

Ежели Курук дошёл до занятия, это вовсе не означало автоматом, что он будет в нём активно участвовать. Парень уже давно не был тем смазливым юнцом - импульсивным, пылким и раздражительным на каждую мелочь. Вот и сейчас, когда он пребывал на групповом занятии, он делал все медленно, словно в полусне, продолжая в своём темпе смаковать тот огрызок вечности, который ему оставалось прожить на Земле. Мир вокруг продолжал вращаться со своей скоростью, не совпадающей с его скоростью мышления, и занятие шло намного быстрее, чем он думал. Мысленно парень утёк куда-то далеко в прошлое, снова вспоминая своё первое занятие по каллиграфии. Тогда ему было невдомёк, что спустя годы он вернется к изучению этой практически непосильной на то время задаче; многие годы назад он был волом, нагруженным тюками настолько, что периодически падал от усталости; шагающим в гору. Один. Вокруг него были мастера, обучающие строгому искусству правописания иероглифов, но он все равно стал очень быстро изгоем этого тибетского общества, потеряв доверие и уважение всех окружающих. Или этим всем было просто пофиг? Это сейчас было уже не важно. Его мечты стать мастером стёрли в пух и прах; то ли он действительно плохо объяснял детям то, чем сам жил и в чем разбирался очень хорошо, то ли его, с таким диким и неадекватным прошлым, попросту не хотели видеть среди тех, кто учит, а не только учится. Передающих знания другим, по кругу, всем нуждающимся. Если он не ошибался, то после глобального отъезда(вынужденного, он полагал) мастерского состава, он остался единственным сильным ментальным магом. Но это лишь указывало на тот факт, что парень долгие годы учился сам и с помощью мастеров, а не то, что он мог направо-налево раздавать свои знания. Вспомнить только тот случай с девочкой. Александреску, так, кажется? В этой истории была, естественно, замешана Цирилла Грей; она словно незримо оформила на парня опекунство и периодически подавала сигналы - молодец, продолжай или же прекращай и получай свою долю наказания. Как-то так отложилось в памяти парня, что из всех его кумиров прошлого и правда только сифу Грей фигурировала кратно чаще остальных. Либо её дети, которые вряд ли рассказывали своей маме про оболтуса во всём чёрном. Возможно, он ошибался и лишь хотел это видеть в ней.

А, что? У них занятие по каллиграфии же, а не самоанализу. Но для вечности, пусть и покалеченной и урезанной до пятидесяти лет максимум, были другие планы.

Цириллы в тот первый день его потуг в сторону каллиграфии не было. Была Рина. А позже пришла сифу Конг. Он за то занятие успел несколько раз поменять своё настроение и, собственно, настрой, а бедная Рина, наверняка не знавшая, на что подписалась, как минимум должна была быть освобождена от всех возможных занятий на ближайший месяц точно. После занятия с Куруком ей нужен был психотерапевт, он был уверен точно, потому как даже сифу Конг понесла моральные потери. На самом деле удивительно, как за такое количества маленьких пакостей, совершенных парнем за годы проживания в Храме, его не выкинули отсюда ещё заочно. Куда смотрели прорицатели в его первый день? Или же ему был дан шанс на исправление, в итоге повлёкший за собой практически полную отрешённость и фокусировку на ментальной магии и телекинезе? Нет, не так, гиперфокусе, он где-то читал о таком, кажется, так это называлось.

Каллиграфия, да? Нет. В его временной линии она ещё не началась. Словно в каком-то фантастическом романе: некто медленно, смакуя каждую секунду времени, брал кисть в руку. Заносил над чернильницей с улиточной скоростью и только потом случалось соприкосновение жидкого и твёрдого. Булькающий, характерный звук, едва различимый: человеческого слуха, скорее всего, не хватило бы, но кошка точно бы распознала. Затем плавные движения в сторону белого листа. И - первая хэн. Пока одна полоса чертилась в этом сказочном пространстве, в реальной жизни можно было начертить штук десять хэн. Но куда торопиться, если вокруг никого и ничего не было?

Каллиграфия... Он отчётливо услышал первый вопрос мастера, позволяя ответам учеников птичьей стаей пронестись поверх его размышлений. До ответов ему не было дела. Возможно, это был акт эгоизма; но ему было все равно. Он не подписывал никаких документов и не давал обещаний, что будет выслушивать любой чужой трëп. Хотя, люди ему были интересны. Но сейчас приоритетнее было наслаждаться в своих воспоминаниях, нахлынувших на занятии, словно отложенный в календаре телефона будильник. Прозвенел ровно час-в-час и минута-в-минуту. Начало ивента - пропустить невозможно, только опоздать.

Курук лениво вернулся разумом к теме занятия, кажется, пропустив ответов десять мимо своих ушей, отмечая за собой, что он со своим ответом не торопится. Какая разница, что будет, если он промолчит вовсе? Захочет - обернётся птицей и улетит. Он уже был давно в статусе обитателя, но при этом прерывание занятия в его середине могло, разумеется, повлечь за собой необратимые последствия. Его перестали бы до них допускать. Выдавали бы дозированно только "индивидуалки" - хотя, сейчас не то, чтобы Храм кишел мастерами и вроде как наоборот, на десятку учеников приходился в лучшем случае один учитель - потому и тем более следовало каждую групповую тренировку холить и лелеять. Брать оптом пять тренировок на полгода вперёд, вписывая себя в первых рядах слушающих. Но зачем? Парень не был так сильно замотивирован изучением чего бы то ни было, будь то даже его самые любимые в прошлом предметы. Только один человек сейчас на всей планете мог повлиять глобально на его планы, капитальным ремонтом обрушившись на безмятежную идиллию северянина. И её сейчас здесь не было.

Вернувшись к занятию больше, чем на одну десятую от своего внимания, парень обнаружил, что мастер снова что-то говорит. Постойте, ведь он не успел ответить на поставленный вопрос... Впрочем, она, должно быть, ждала его очень долго, прежде чем продолжила урок. Разве что его имя не выкрикивали здесь, как главного тормоза на этом занятии. В последнее время он снова стал носить с собой парочку игральных кубиков - один с двадцатью гранями, другой с двенадцатью. Он купил их много лет назад, предполагая, что, возможно, когда-нибудь они ему пригодятся. В каком-нибудь том же Данжен энд Драгонс сыграть, или как оно там называлось. В общем, настольную игру, перекладывающую правила взаимодействия с компьютерного пространства на реальное. Хотя, должно быть, сначала появилась настольно-ролевая адаптация этих систем, а потом по ним сделана компьютерная игра. Но парню нравилось считать наоборот. Он сунул руку в правый карман плаща., нащупывая там парочку кубиков. Эти были особенными - сделанными под заказ, со специальной ограненкой. Он отдал за них очень много, по его меркам, но деньги для него были давно не главным ресурсом. Их у него в последнее время не было, но нуждался он в них не более, чем его беркут в невесомости.

Достав два шикарных кубика правой рукой, парень соприкоснулся с ними взглядом. Может быть, ежели он дружил со своими руками, в теории посвятил бы себя какому-нибудь хэндмейду. Мастерил бы что-нибудь. Что угодно. Украшать этот серый, тонущий во лжи, войнах и предательстве других людей , мир звучало как нечто более осмысленное, чем растворяться в отпущенной провидением времени на жизнь сахаром в горячем чае. Зачем он здесь? Куда он двигался? Что ему делать с его способностями? Когда-то давно он очень дорожил ими и в целом был помешан на магии. Помнится, случалось и такое, что на обычных стычках с другими учениками он применял весь свой "детсадовский" арсенал умений. Сейчас он мог намного больше, чем тогда. И ежели видел бы смысл, то давно развился бы ещё сильнее. Потому как последние несколько лет он стоял на месте, если вовсе не деградировал. Синие щупальца лениво обхватили кубики, переливающиеся разными цветами, ослепляя вкрапленными драгоценными камнями малой величины. Он действительно отдал за них очень много денег. Кубики стали медленно вращаться вокруг какой-то общей оси, проходящей между ними, а парень, переключив своё внимание на занятие, вдруг пришёл к неожиданному выводу. А почему он не пользуется магией там, где это было бы логично?

Продолжая концентрироваться на кубиках, Курук выделил три других щупальца от одного огромного осьминога, потянувшись мысленно к принадлежностям для каллиграфии. Кубики он вернул так же дистанционно в карман: не следовало так попусту тратить свои силы. Он не помнил точно, со сколькими предметами у него получалось одновременно взаимодействовать, но вообще ради эксперимента мог бы заодно и протестировать. Но позже. Падать без сил в самом начале тренировки, которая не была связана с телекинезом, он не планировал, хотя что он вообще последние годы планировал? Его типичный, свободный от учёбы и каких-либо обязанностей день, был наполнен звенящей пустотой в голове и тем редкими звуками, доносящимся до парня в тот или иной час времени, проведённый наедине самим с собой. Он мог бы попробовать стать психологом, аккуратно выуживая у окружающих его людей те части сознания, спрятанные своими владельцами в самые сокровенные закоулки подсознания. Какие-то страхи, детские обиды. Отсутствие реализации. Любовь к себе. Человек как животное, но разумное, обладал в среднем огромным набором проблем, тянущихся с самого детства вплоть до последнего его вздоха. Какие-то из них сознательно забывались. Или устаревали. Но, кажется, не было ещё такого человека на земле, кто смог бы победить их все. Одолеть все свои страхи и проблемы. Перебороть комплекс неполноценности. Усмирить злость и гнев. Позволить проявиться на волю только светлым качествам. Позитиву. Заботе об окружающих его людях.

Ни-ког-да. Не переходя дорогу своим соотечественникам по виду.

Мог бы Курук, оставив свои психологические проблемы где-то за гранью прошлого, заваленной в его подсознании многолетними размышлениями о вечном, стать им? Тем самым проводником для людей? Блуждающих годами в собственных иллюзиях, скрывающих настоящие желания за призраком безразличия? А, может, и мог бы. Только хотел ли? В этом состояло его призвание? Ему нельзя было учить других. И вряд ли та же Цирилла позволила бы ему проводить такого рода терапию. Ещё и без соответствующего образования. Нет. Исключено.

Каллиграфия. Сейчас это длинное слово явило себя чуть более плотно, чем вязкая утренняя дымка в лесу. Парень наконец-таки вынырнул из своих дум настолько, чтобы окончательно успокоить кубики в правом кармане плаща: те во время его размышлений пару раз активно начинали кружить по всему периметру, грозясь вырваться наружу и ненароком задеть кого-нибудь из окружающих учеников. Что ж; теперь они были зафиксированы в около исходном положении и парень с лёгким интересом смотрел на письменные принадлежности. Он помнил, что ещё не ответил на поставленный вопрос мастера. Так, вернёмся к его собственному, встречному вопросу: почему он не облегчает себе жизнь там, где это было возможно?

Продолжив своё воздействие на нематериальные объекты, парень потянулся к ним, не вставая с места, обхватив одним щупом чернильницу, поднимая её наверх, принося над всеми остальными собравшимися. Аккуратно подводя к себе; параллельно парили в воздухе кисть и бумага. Долетев до мага и приземлившись рядом с ним, они безвольно обмякли, в ожидании новых приказов. Парень смотрел на бумагу. Почему?..

Он не был профессиональным писарем, и уж тем более ни разу не делал так, как сейчас. Бумагу он держал в руках. А вот кисть медленно поплыла по воздуху к чернильнице, повторяя тот самый бульк из его фантазий, раздавшийся на уровне пары децибел. Легонькое касание и - снова в полёт. Теперь в сторону листа. Чтобы не забрызгать всех окружающих, пришлось держать всю троицу рядом. Потому и полёт этот был недолгим. Парень направил кисть параллельно листу, заводя её боком. Теперь она шла параллельно кромки листа, оставляя за собой чернильный след. Это было вроде не сложно, но как-то необычно. Он отвык разбрасываться своими способностями направо и налево, как раз примерно тогда, после запрета Цириллы Грей, сколько бы ему уже не было лет. Правда, он не распространялся абсолютно на все его возможности, но почему-то сам парень уже трактовал это так, по-своему. Сифу действительно оставила огромный отпечаток в его памяти, на его становлении как личность, на переходном возрасте из пубертата во взрослого человека. Пусть и отдалённого от бытовухи, насущных почти каждому человеку проблем, семейных разборок, карьерного роста, вкалывания на трёх работах, бессонных ночей, бесконечных путешествий вокруг света и рьяного желания спустить все заработанное на какую-нибудь радость. Хотя, последнее, кажется, его-таки рикошетом задело. Лежащие в кармане кубики прямое тому доказательство.

Прошло меньше даже сотой части вечности, пока он протянул одну тоненькую полоску сквозь весь лист. Сифу ему вообще засчитает это задание? Всë равно. Он открыл для себя что-то новое и это приоритетнее всего. Ему понравилось. Осталось провести аналогичных линий примерно тридцать раз или пока не закончится бумага. Он выделил снова один из щупов на чернильницу, страхуя ей снизу, полетевшую перпендикулярно земле кисть. Чтобы ни одна капля не упала не по назначению. Обе парили вместе, перелетая с левого края на правый. Осталось повторить всего лишь несколько десятков раз, возможно, он устанет фокусничать, хотя его не утомляли перемещения двух объектов, казалось, он мог двигать ими вечно. Такими лёгкими, по крайней мере. Шальная мысль, граничащая с лёгким интересом к чему-то новому, ещё маячила, пытаясь улетучиться, вставая в очередь за другими, более тяжеловесными мыслями о всяком, но не пропадая совсем. Он помнил про кубики и одновременную концентрацию над пятью предметами сразу. Никогда не говори никогда. Не пробовал - не значит, что не нужно было пробовать вообще. Ему себя, к тому же, не было жалко. Что самое страшное может произойти от перенапряжения? На физкультуре хотя бы в больницу загремишь, если совсем перестараешься, а тут что? Максимум кровь пойдёт и всë.

Или он просто никогда не пытался найти границы своих возможностей? Перепрыгнуть их с разбега с шестом, ставя каждый раз планку повыше и падая всегда без наличия соответствующей подготовки?

Что, если.... Ах да, каллиграфия же. Тридцать полос. Или около того.

Кажется, скоростью выполнения упражнения парень явно не блистал. Возможно, он обгонял разве что самых маленьких девочек, которые только-только научились писать цифры и держать ручку в руке прямо. Таковых на занятии не было, зато вроде как круглые новички по части правописания иероглифов были. Он сам застрял где-то чуть выше ясельного уровня. С отъездом сифу Ньяо ему стало абсолютно фиолетово на офуда - к тому же, мотивация колдовать с помощью заклинаний была фальшивой. Наигранной. Просто пересмотрел всякого разного. Переиграл в компьютерные игры. А ему никто и не сказал, насколько это тяжёлый труд, а, главное, зачем вообще лезть в это самое офуда. Рунная магия все равно как будто бы была явно сложнее. Возможно, когда-нибудь он повторит от и до весь философский путь мастера Ньяо, и освоит это искусство, благо усидчивости парня хватило бы на всех присутствующих. Но если это и случится, то явно не сегодня, а потому он вернулся к выполнению задания и решил вообще отключить все мысли и сосредоточиться только на кисти, чернилах, бумаге и чертах. Последовательно, шаг за шагом, он начертил все линии, перестав их считать, боковым зрением периодически отмечая, что некоторые ученики уже закончили упражнение. Если не все. Скорее всего даже ждали только его. Лучше бы мастеру сразу сказали, что придёт парень весь в чёрном, не спешащий с каллиграфией и задерживающий весь учебный процесс. Пожалуй, даже если его накажут за это, будет справедливо.