Вести из Кореи

- Я знаю. И понимаю, что так надо, и что так будет лучше, - Цирилла запретила себе рыдать, потому что люди, макияж, Чжан и еще куча всяких "потому что" и "но", которые не позволяют вслух сказать все то, что хочется сказать вслух. Цири расплатилась с мастером, кивком попросила Чжана взять сумку и пошла к выходу из салона, до неестественности прямая, словно палка. - Подожди снаружи, - зажав трубку ладонью, попросила она водителя, потом села в машину, осталась, наконец, одна и отняла руку от микрофона. - Один день - три осени.

Она помолчала. Ей до головокружения сильно хотелось сейчас оказаться рядом с мужем, обнять его за плечи, спрятаться лицом у него на груди, зажмуриться с такой силой, чтобы стало больно глазам - и понять, что эта боль реальна, и она действительно его обнимает, и он действительно рядом, вот он, такой настоящий, такой родной и близкий, что даже реальность начинает казаться какой-то сказкой. Цирилла зажмурилась, словно пыталась уловить воспоминания о том, как простое присутствие любимого человека рядом может наполнять такой силой и решимостью, таким счастьем, что чувствуешь себя практически беззаботным ребенком. Воображение облекало сказанное Котом в краски, рисовало мягкие линии, кровать, подушки, сбитое одеяло, рассыпанные светлые волосы, мужская ладонь на бедре, крепкое смуглое плечо, драконья морда, выглядывающая из-за спины, тонкая нитка шрама под ребрами, сонные улыбки и нежные прикосновения, теплый янтарь взгляда - все это казалось пастелью на бумажном листе - сложи вчетверо, спрячь в самое сердце, носи за семью замками - только их, только им принадлежащее.

- Каждый день я жду, что ты вернешься. Ху считает, что мне нужно перестать есть себя, но какое мне дело до того, что он считает. Я хочу скучать по тебе и буду по тебе скучать, и буду ждать столько, сколько понадобится, - торопливо заговорила Цирилла, отчаянно удерживая слезы. - У нас закат, но его отсюда почти не видно, все дома закрывают. Нарисуй его мне?

Так сложно говорить, когда чувствуешь в разы больше, чем можешь сказать словами. Так сложно понимать, что твои слова слышат еще люди, те, кому они не предназначены. И так хочется все это забыть, чтобы проснуться рядом с женщиной, которая значит для тебя все. А вместо этого нужно снова быть сильнее. Поднять глаза, посмотреть на это оранжевое солнце.

- Солнце красит все вокруг в какой-то розоватый цвет. И кожа кажется более яркой, рыжеватой. Это солнце отражается в пыльных витринах ларьков на рынке, а потом медленно заползает за горизонт. Пока еще тепло, даже жарко, но стоит ему зайти, станет холодно. Там, где я живу, рядом есть непаханое поле. И солнце каждый раз заходит за него, после этого над горизонтом как будто радуга. Посмотри внимательнее, ты её увидишь. Там, куда зашло солнце, горизонт красный, а выше он желтеет и зеленеет, пока не станет фиолетовым. Ты замечала?

Гунмао помнил каждую секунду закатов, которые он здесь видел. Как солнце заходит в красноватые облака перед тем, как поднимется ветер, и как эти облака похожи на перья перед дождем. Как раскалена дымка воздуха, поднимающегося от пашни, перед новым жарким днем, и как низко плывут серые свинцовые облака перед ночным дождем. Красные зарницы и белые молнии, тучи и вата облаков – Кот выучил их наизусть, потому что виде каждый вечер. Не важно, трезвым или пьяным, он выходил за ограду деревни. Чтоб остаться наедине с собой, и чтобы думать о той, что ждала его в Пекине.

Замечала ли она? О, она знала все эти закаты так, словно они были ее старыми друзьями наперечет. С закрытыми глазами, сидя в машине, сложно увидеть все великолепие заката, но в любом месте хотя бы краешек солнца она видела. Потому что знала, что в это время Мао видит тоже самое солнце, и это пусть всего лишь на мгновение переносило ее к нему, давало почувствовать, что даже если сейчас она одна, это не будет продолжаться вечно.

- Я вижу, - она улыбнулась. - У вас очень красиво. Солнце еще не ушло за горизонт, а уже появляются первые звезды, - по памяти продолжила Цири, не открывая глаз. - У нас их не видно, слишком много ночных городских огней, а у вас сначала одна-две-три, а потом их уже целые тысячи. Постепенно небо становится бархатно-черным, огромным и очень близким, и по нему рассыпаны звездочки, словно маленькие бриллианты. Они переливаются всеми цветами и подмигивают, и кажется, что если протянешь руку - соберешь целую россыпь. Привези мне оттуда одну?

Так глупо, так по-детски, она словно превращается в одну из своих дочерей, ожидая материального подтверждения того, что тот, кого ты действительно с нетерпением ждешь, наконец рядом, и он такой же настоящий, как и привезенный им подарок. И это не желание получить что-то новое, это желание убедиться, что о тебе не забыли, что о тебе помнили, даже когда тебя рядом не было. И как болезненны могут быть мечты и сны, когда просыпаешься утром в полной уверенности, что все как и раньше, и ничего не изменилось, но, открывая глаза, видишь лишь неприглядную изнанку яви и разрушенные под натиском безжалостного утра мечтания.

- Ты видишь полярную звезду? Никогда не могла ее найти... - задумчиво произнесла Цирилла. В ее городской реальности всего сказанного ей не существовало. Но сказанное ей могло существовать в реальности Мао. Быть может, ему повезет больше, и он увидит полярную звезду?

- Здесь очень яркие звезды, - сказал Кот. – Одну из них достану и привезу, - добавил он, усмехнувшись.

Как бы скудны ни были его познания в астрономии, Полярную звезду он узнать мог, как и ковши медведиц, в одном из которых она находилась.

- У нас её называют главной царицей звездного неба, - сказал Гунмао. – Она на самом севере находится, в Малой Медведице. Тебе нужно будет выйти на открытое место, чтобы её увидеть, в Пекине она за домами прячется.

В трубке снова раздался шум, который постепенно становился сильнее. Кот отошел немного в сторону, пытаясь поймать сигнал, и на какое-то время показалось, что помехи становятся менее заметными. Но все равно этот сигнал мог скоро пропасть, заставив вновь почувствовать ту пропасть, что отделяла сейчас Кошку, семью и весь Пекин. Кот был готов всю ночь говорить о чем угодно: о звездах, о закатах, хоть о книгах, лишь бы слышать любимый голос, лишь бы казалось, что разлука – лишь иллюзия, пока можно созвониться и болтать о ерунде.

- Кошка, ты меня слышишь? – спросил Гунмао, когда помехи послышались снова.

Только опасность потерять те крохи телефонной сети, что были между нею и Мао, удержали Цириллу от опрометчивого поступка выскочить из машины и рвануть куда-нибудь на открытое пространство, чтобы под руководством мужа найти эту самую неуловимую полярную звезду, которую она искала вот уже более тридцати лет - с тех самых пор, как научилась различать созвездия еще в совсем нежном возрасте. Еу не напугала бы даже необходимость пересечь ровно половину Пекина, чтобы неоновые огни не слепили глаза, а высотки не закрывали обзор на звезды.

- Слышу, но очень плохо, - с паническими, суетными нотками в голосе ответила Цирилла, задерживая дыхание всякий раз, когда в трубке раздавался посторонний шум, который не был рожден какими-то внешними раздражителями, вроде шума ветра или звука мотора отъезжающей со стоянки перед салоном машины. - Мне кажется, нас сейчас разъединят.

Все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. Цирилле казалось, что они говорили всего каких-то несколько минут, и что она могла бы проговорить всю ночь, будь у нее такая возможность. Все, что угодно, лишь бы не переставать слышать родной голос, ведь это давало какую-никакую иллюзию присутствия мужа рядом. Если бы у них только была эта возможность говорить друг с другом до самого утра, разлука перестала бы казаться такой невыносимой...

- Я люблю тебя, - торопливо, опасаясь, что сейчас связь потеряется, произнесла Цири. - Так сильно люблю, что буду ждать тебя целую вечность и даже еще больше, если потребуется. Возвращайся ко мне и береги себя, хорошо?