Разные боги, одна просьба

О надвигающейся на монастырь опасности Маргарита знала немного. Имя «Асака» было для нее чем-то вроде местной страшилки, которую рассказывают друг другу мастера и некоторые обитатели. Сама она никогда не сталкивалась ни с ним, ни с результатами его деятельности, но, по дошедшим до нее слухам, Асака не относился к числу людей, о которых стоило забывать, даже в самые что ни на есть спокойные времена. И раз уж сам настоятель решил сегодня выступить перед обитателями монастыря, значит, над Линь Ян Шо нависла реальная угроза, от которой не стоило отмахиваться, особенно тем, кто отвечал за жизнь и здоровье учеников.

Мысли об учениках заставила Маргарита покрутить головой в поисках шумной парочки итальянцев, недавно свалившихся на ее голову. Их она обнаружила достаточно быстро, но подойти или как-то обозначить свое присутствие не успела, поскольку на площади появился Шэ Бао. Пока настоятель говорил, рыжая старалась не отвлекаться, проявляя к нему должное уважение, но в один момент она все же не удержалась, бросила на учеников быстрый взгляд и… чуть не задохнулась от возмущения. Те, похоже, вовсю веселились, не осознавая всей серьезности ситуации, а, значит, ей стоило потратить свое драгоценное время, чтобы их найти и сделать им внушение, объяснив, где и почему они были не правы.

Когда настоятель встал на колени, Маргарита последовала его примеру. Став после учебы в университете законченным эволюционистом, она забыла, что такое молитвы, хотя и являлась, стараниями религиозной приемной матери, католичкой. Но сейчас, прочувствовав общую атмосферу, девушка ощутила острое желание обратиться хоть к каким-нибудь высшим силам, способным защитить обитателей монастыря от надвигающейся на них опасности.

- Господи, - прошептала Маргарита, прикрыв глаза, чтобы не отвлекаться на то, что происходило вокруг. – Подари хоть немного ума ученикам. И не только моим, а вообще всем. Но моим в первую очередь. И защити их, когда они начнут нарушать запреты и находить на мягкие места всякие приключения. А они точно начнут. И дай мне и другим мастерам побольше терпения и сил, и тогда никакой Асака не будет нам страшен.

Тору не так давно жил в монастыре, чтобы знать все местные истории, но ему хватило всего несколько донесшихся до его уха фраз, чтобы оценить всю серьезность сложившейся ситуации. Ему казалось невероятным, что царящее в монастыре спокойствие может быть нарушено, и что тем, кто сейчас наслаждался царящим вокруг миром, суждено было в скором времени взяться за оружие. Но об этом предупреждал сам настоятель, и Тору не видел причин сомневаться в его словах. Все это наполняло его сердце тревогой и порождало предчувствие надвигающейся беды, для противостояния которой у него и других обитателей монастыря могло просто не хватить сил.

Вслед за настоятелем Тору медленно опустился на колени и сложил руки в молитвенном жесте. Он никогда не отличался особой религиозностью, совмещая в своей голове научный подход с перемешанными буддийскими, синтоистскими и христианскими представлениями. Но он всегда почитал традиции, посещал храм, находящийся недалеко от родительского дома и иногда взывал к богине Мариситэн, научившей, по легенде, основателя его школы воинских искусств базовым ката с мечом. К ней как покровительнице воинов он и решил сегодня обратиться со своей молитвой.

О, великая Мариситэн, направляющая воина по его непростому пути. Дай мне силы, чтобы защитить тех, кто нуждается в моей помощи и не сгинуть самому. Убереги это святое место от посягательств врагов. Вложи в руки сильного меч, а в сердце слабого веру. Помоги им идти рука об руку и стать друг для друга поддержкой и опорой, ибо меч без сердца – всего лишь оружие, а сердце без меча обречено разбиться вдребезги…

Пока Тору молился, перед его глазами проносились лица тех, кого он хотел защитить. Некоторые исчезали через мгновение, другие задерживались чуть дольше, а одно лицо, неожиданно возникнув, изгнало из его сознания все остальные, порождая желание стать намного сильнее, чтобы никогда не увидеть на нем следы тревоги и уж тем более страха.

Опустившись в положение сейдза, Тору вытянул руки вперед и распростерся в глубоком поклоне, выражая свое уважение непонятным ему высшим силам. Его жизнь нелегко было назвать правильной, и он, благодаря привитым ценностям, хотел, если придется, расстаться с ней достойно. А, в идеале, не расставаться вообще, и если какие-либо божества могли ему помочь сохранить жизни других людей и свою собственную, он был готов ежедневно молиться с самого утра и до глубокой ночи.

Для Юэ война с Асакой началась уже давно, но было страшно, что сейчас это имя прозвучало со ступеней Храма Будды там, где всегда казалось, что неприятностей быть не может. Здесь всегда было спокойно и безопасно. Здесь они с Луном оказались в тот момент, когда привычный им мир рухнул, и именно Линь Ян Шо скрывал Юэ в те моменты, когда ей было слишком тяжело быть воином клана. Сейчас она уже не бежала от опасностей, она вела охоту на тех, кто предал её мать, и воевала на стороне тех, кто пытался ограничить рвение Асаки. Она была готова воевать и дальше, но всем сердцем хотела того, чтобы в монастыре и дальше было безопасно. Она мельком взглянула на Николая, который преклонил колено и наверняка молился тем богам, которых знал лучше, чем Великого Учителя. После этого девушка сама опустилась на колени и сняла с запястья четки из зеленой яшмы, когда-то принадлежавшие её матери.

Юэ стала тихо читать мантру "Ом Ах Хум Ваджра Гуру Падме Сиддхи Хум", перебирая бусины. Эта мантра должна была разрушать злые чары и давать защиту, исцелять и спасать в критических ситуациях. Юэ старалась очистить свои мысли и представить, как энергия её мыслей её тела и её сердца присоединяется к энергии, что столько лет оберегала монастырь, и эта капля в море помогает еще немного укрепить прежнюю защиту.

Когда Юэ три раза провернула в руке четки, она поклонилась, поднеся руки ко лбу в молитвенном жесте, а затем встала, отряхнула колени тренировочных брюк и приготовилась дальше слушать настоятеля.

Асака. Противник, которого недооценили поначалу, и который стал слишком силен сейчас, чтобы снова сгущались тучи над монастырем. Ян давно старательно делал вид, что все, что происходит за пределами Линь Ян Шо, не считая дел его семьи, его не касалось. Но на деле он знал очень много о том, что происходило в Пекине, и насколько активно там сейчас шла война с Асакой. Тигр терял людей, с переменным успехом отбивал город, но складывалось впечатление, что эти удачи временны, потому что противник не брался за Северную Столицу всерьез.

Яна пытались переманить на сторону Асаки, он выбрал Линь Ян Шо. И не усомнился в этом выборе ни на минуту. Этот монастырь изменил его жизнь, он позволил бывшему Джокеру стать человеком, которому не страшно быть собой. Который учился, и учился все более успешно, находить нравственные ориентиры и становиться полезным. Здесь он понял, что может просто хотеть кому-то помочь. Что ответственность может быть не только уголовной, и в принципе взрослых людей это слово не должно пугать. Здесь он встретил Шири, и отношения с ней, ставшие для неё тяжелым испытанием, позволили ему стать тем, кем он был сейчас. И он был готов до последнего защищать Линь Ян Шо, хоть и не стремился говорить об этом открыто на каждом углу.

Он плохо умел молиться. Всерьез молился один раз в жизни, и сейчас был второй. Ян опустился на колени и посмотрел на вход в храм, внутри которого находилась огромная статуя Будды Шакьямуни.

Я снова не знаю, как с тобой говорить. Ты спас меня один раз, когда спас Шири и Лин, и теперь я прошу тебя помочь всем этим людям. Они намного лучше меня, они намного больше, чем я, этого заслуживают. Я знаю, что этот мир несправедлив и полон страданий, но я прошу тебя помочь твоему монастырю и тем, кто находится подле тебя сейчас. Дай им защиту. Избавь их от необходимости воевать за это место. Избавь их от необходимость убивать, видеть и испытывать боль, бояться за свою жизнь. Хотя бы здесь.

Ян встал с колен и посмотрел на настоятеля.

Дин видел, что родители нервничали, понимал, что что-то происходит, и с нетерпением ждал встречи, которую сифу Бао устраивал на главной площади монастыря, где должно было что-то проясниться. И Настоятель стал говорить о том, что монастырю могла грозить опасность. Дин смотрел на тех, кто стоял на площади, особенно на старших мастеров, и понимал, что все серьезно.

В первый момент Дин почувствовал волнение, которое можно было считать едва ли не приятным. Ему казалось, что начинается что-то важное и значимое, что он сможет доказать, что не зря учился все эти годы, и непременно окажется полезен, защищая монастырь. Но потом он заметил, какие лица были у сифу Бо, отца и остальных и задумался о том, какой глупостью показались бы им сейчас его мысли.

Он встал на колени и стал мысленно просить Великого Учителя объяснить ему, что от него требовалось в связи с такой близкой опасностью. Чтобы он поступил мудро и был полезен тем, кому может и должен помочь. Чтобы его личные амбиции не застилали глаза излишней самонадеянностью, но чтобы страхи не встали на его пути к помощи другим. Дин не читал ни мантры, ни молитвы, он просто мысленно обращался к образу Будды Шакьямуни и старался привести в порядок свои мысли и чувства.

Монастырь всегда воспринимался ею как оплот безопасности, надежды и покоя, но война успела добраться и сюда. Как в городе был неспокойно от новостей про Асаку, так и в обители волновались, что противостояние станет слишком серьезным. Уже стало, раз от северной столицы докатилось отголосками даже до Тибетского плато, до потерянного в горах мирного монастыря, ныне готовящегося к обороне. Как бы ни старались сохранять местоположение Храма в тайне, эта информация все равно докатилась до черного паука, которому нужна была власть не только над Китаем, но, кажется, над всем миром.

Цирилла знала одну единственную молитву, ту, которую повторяла каждый раз, когда ждала новостей от мужа, Тая и Тео, если те задерживались, а в городе было неспокойно. Цирилла жила в семье, где скорее перезакладывались на Удачу, чем на какие-то высшие силы, но эта молитва всегда возникала в памяти, когда ей нужно было взять силы, чтобы пережить еще один сложный день в волнении за своих родных.

- Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:
Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим,
подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной;
Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня.
Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.
Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Цирилла не могла сказать точно, кому именно она молится, католичка была из нее так себе, но ей казалось, что если вместо Господа поставить в ее молитву сам Монастырь, то это будет очень подходящая случаю молитва. О том, что каждый, кому нужна помощь, здесь ее получает. Каждый, кто ищет покоя, находит его здесь. Каждый, кто ищет ответы на свои вопросы, могут обнаружить их в этом месте. И пребудут в обители этой многие дни.

В кланах давно говорили о той опасности, что шла от Асаки. В свое время наемники обоих кланов отказались на него работать, и он не собирался прощать эту обиду. Просто ему было нечего взять что с Тигров, что с Кобр, а ввязываться в бой ради боя ему пока было не выгодно. Теперь, когда опасность оказалась уже у ворот Линь Ян Шо, Сонгцэн понял, что не обойдется. Как минимум в Непале, где не было такой защиты, как здесь.

Во время молитвы он просил Будд и боддхисатв о том, чтобы они защитили монастырь, и о том, чтобы дали ему возможность сдать экзамен до того, как опасность обрушится на кланы, чтобы он мог помочь как воин и как принц, а не оказался в роли ученика, не способного что-либо сделать. Он не отказывался от своего желания сдать экзамены по магиям Огня и Воды и тратил почти все свое время на тренировки, чтобы достичь необходимого уровня мастерства. Но ему еще нужно было время, чтобы завершить подготовку.

Сонгцэн знал о том, что мать обещала охранять Линь Ян Шо, и она проводила здесь даже больше времени, чем в кланах. Он надеялся быть при ней, если ей понадобится помощь, но все же очень хотел бы, чтобы люди Асаки не смогли переступить ворота Линь Ян Шо, чтобы древняя защитная магия, охранявшая это место, не утратила своей эффективности.

С тех пор, как Урс оказался в монастыре, он не особо вникал в местные дела. Он дежурил, когда было нужно, и проводил занятия с учениками, но мало с кем общался из мастеров и не интересовался слухами. А тут оказалось, что происходит что-то важное, и нужно было выйти на центральную площадь, чтобы послушать, что объявит настоятель.

Новость была тревожной. Харольд плохо понимал, кто такой Асака, но видел, что коллег слова Бао сяншена встревожили. Урс задумался, насколько уместным будет просить тех богов, кого знал он, подле буддийского храма, но его сомнения развеяли слова самого настоятеля.

Харольд посмотрел наверх на крышу Храма Будды и представил над этой крышей четыре руны Альгиз, повернутые ветвями в четыре разные стороны. Они буквально загорелись перед его мысленным взором. Альгиз была защитной руной, скрывавшей мысли и предупреждавшей об опасности. Тростник, который шуршит при приближении врага.

- Хеймдалль-хранитель нас всех защити, - мысленно прочитал вису Урс, удерживая перед глазами образ рун, которые он визуализировал, и направляя в них энергию, чтобы усилить их действие.

Весна видела, что в монастыре стало тревожно, и сейчас слова настоятеля объяснили, что существовала реальная опасность того, что на этот монастырь нападет некий Асака. Весне все равно казалось, что это маловероятно, потому что это место было особым образом защищено, но осторожность могла быть не лишней. Даже если враги просто окажутся неподалеку, они могут принести неприятности.

Ей было сложно понять мотивацию тех людей, которые ради власти или денег готовы идти по головам и приносить человеческие жертвы. Она старалась бороться за каждую жизнь, она считала, что жизнь человека - это самое важное, самое ценное, что только может быть. И никакие деньги, никакая власть не может оправдать убийства.

Великая мать, укрой тех, кто укрывается здесь, своей заботой и защитой. Погаси агрессию тех, кто хочет напасть на этот монастырь, помоги тем, чьи помыслы чисты, и кто хочет защитить здесь мастеров, жителей, учеников - всех, кто верит в безопасность этого места.

Весна чувствовала, что мысли тех, кто здесь собрался, обращены примерно к одному и тому же. Каждый просил о своем, на свой манер, обращаясь к разным богам, но все хотели одного - избежать войны.

Имя Асаки уже достало. Оно звучало везде, оно мешало, как камень в ботинке, и даже здесь, в Линь Ян Шо, где всегда было безопасно, сам настоятель заговорил о возможном нападении. Гунмао понимал, что в происходящем есть доля его ответственности. Его люди все еще не могли ослабить этого противника, чтобы у того не осталось ни сил, ни желания нападать на монастырь.

Кот стоял неподалеку от Кошки, но старался не мешаться среди мастеров, потому что сам мастером не был. Он видел, что его супруга молится, но не знал, кому и о чем. Она привыкла ждать, когда решатся ситуации, на которые она не могла повлиять. Ей было тяжело, и Гунмао думал, что она как никто умела молиться и уповать на волю Провидения, потому что ей довелось быть женой фу шан шу.

Сам Гунмао молиться не умел. Он и не молился. Он думал, что нужно сделать в Пекине, чтобы отогнать угрозу от этого места. Что нужно было ловить Игрока, а для этого лучше готовить Сина и его подругу. И вытащить максимум из тех сведений, которые были на раздобытой Таем флешке. Нужно было контролировать проявления Асаки на всей территории Китая, и реагировать быстро и жестко. Мир большой, Кот не ставил себе целью спасти его весь. Ему было бы достаточно, чтобы Асаки не было там, где были его интересы. [

Рут не могла игнорировать общий сбор на площади, когда там собралась большая часть обитателей монастыря, она тоже присоединилась к сбору, оставаясь за спинами стоящих в первых рядах, где чувствовала себя намного комфортнее, чем будучи на всеобщем обозрении. Она мало знала о делах монастыря и не знала, кто такой Асака, но опасения и возбуждение, охватившие людей, кому это имя было явно знакомо, передалось и ей.

Рут опустилась на колени следом за Настоятелем - оставаться на ногах, когда он преклонил колени, казалось ей кощунственным, и прикрыла глаза, взывая к своим богам, далеким от тех, которым молились люди на площади. На ум сами собой пришли строчки мантры Нарасимха-Кавача, и, слегка раскачиваясь в такт произносимых про себя слов на санскрите, Рут начала медленное беззвучное пение.

Мантра Нарасимха считалась сильной защитной мантрой, посвященной Маха Вишну в обличие человека-льва. Кавача в переводе с санскрита значит щит и словно бы надевает доспехи на того, кто ее читает. Сейчас Рут надеялась, что ее боги и Маха Вишну ее услышит и подарит подобные доспехи не только ей, но всем тем, кто был в монастыре. Мантра была очень длинной, состояла из 31 частей, была сложна в произношении, но слова сами приходили на язык, ложась легко и свободно, пока Рут просила защитить это священное место, когда-то приютившее ее и давшее ей защиту, кров и место, в которых она тогда отчаянно нуждалась. Ритм под конец становился все быстрее, из заунывного напева превращаясь в безудержный вихрь слов, просьб и восхвалений, и на последней строчке Рут почувствовала, что ей уже не хватает воздуха, чтобы выдерживать этот темп. Наконец мантра закончилась, и охотница поклонилась Храму, переводя дыхание и чувствуя странное удовлетворение от произнесенной молитвы. Это подействует, она точно знала. Ей на плечи словно накинули теплый плащ, укрывающий от всех невзгод.

Ему очень хотелось спать, но Васил все же пришел на площадь, как и было сказано. Не то, чтобы он очень хотел, но ослушаться приказа Настоятеля, пусть и выраженного в виде просьбы, а не приказа, было черевато.
Правда, стоило ему появиться, как сонливость, как рукой сняло.
Это ведь было именно то, чего он хотел!.. Наверное... Он не был уверен.
По крайней мере, мальчишеское желание "Надавать под зад плохим парням", росло в нем с самого детства, и вот теперь, наконец, появилось законное основание поработать в этом направлении! Это ли не здорово?!
С другой стороны, опасно, конечно. При таких раскладах и убить могут...
Тем временем, все опустились на колени, и Васил тоже последовал их примеру. Не то, чтобы он был сильно верующим, но выделяться из толпы не хотел, так что, постоял, как все, шевеля губами и делая вид, что занят очень важной молитвой.
- Верить надо только в себя! - решил он мысленно. - Помощь всяких богов и прочих важных сущностей мне нафиг не сдалась.

Старый чайный мастер, разумеется, был давно в курсе того, зачем Ирбис позвал сегодня всех на площадь. Старый вояка помогал настоятелю с планами и подготовкой, насколько позволяли опыт и навыки. Он не знал, будет ли это полезным и даже если будет, хватит ли этого, чтобы остановить бурю, если она все же явится. Но об этом нельзя было думать.
Делай, что должно, и пусть будет, что будет, - так гласит старая мудрость, и в такие времена она верна особенно.
Айро стоял чуть в стороне по правую руку от настоятеля, рядом с беловолосой тигрицей и слушал больше собственные ощущения и эмоции, чем что-либо вокруг. Ощущения были слишком знакомыми. Когда-то давно он в похожей ситуации рвался в бой, лишь бы не сидеть без дела и не ждать, когда бой придет к тебе сам. Сейчас он предпочел бы сделать все, чтобы бой все-таки не пришел. Линь Ян Шо защищен надежно, защищен не только могучими магами, но магией куда более могущественной и древней, чем все, стоящие сейчас на площади. Впрочем, неприступных крепостей нет и полагаться на защиту свыше - такая же юношеская глупость, как и рваться непременно в бой.

Настоятель договорил и опустился на колени. Айро последовал его примеру и сняв с запястья алые сердоликовые четки принялся читать мантру Ганеша, прося слоноголового бога о заступничестве и защите. Не столько для себя, сколько в первую очередь для молодых и горячих, кому еще предстоит постичь главные уроки в жизни и лучше бы им это сделать не в бою.

Закончив молитву, старик поднял голову, посмотрев на ирбиса и ожидая, что тот будет делать дальше.