Вниз по течению сильные ветры, и я от них не сбегу

Последний рывок до монастыря дается очень тяжело. Зорану в эти месяцы многое дается тяжело, но сейчас все как-то особенно плохо.
Ему просто сложно тащить самого себя по горной тропинке. У него с каждым шагом все сильнее раскалывается голова. И словно приходится не просто толкать вперед себя, свое потяжелевшее от физической и моральной усталости тело, но и проталкиваться сквозь сопротивление матушки. Ее тень ощущается сейчас особенно настойчивой и осязаемой. Зорану в иные мгновения даже чудится, что если она навалится, упрется ему в грудь, то вдруг окажется физически плотной, сможет задержать или и вовсе остановить. Ему приходится раз за разом напоминать себе: это не по-настоящему, просто чудится, на самом деле матушки здесь нет, она не может коснуться. Она не тронет. Но от напоминаний, увы, легче не становится.

Шепот матушки как морские волны: то отступает, то вновь захлестывает сильнее. Иногда он почти совсем стихает – и тогда становится легче, у Зорана в такие моменты даже в глазах немного проясняется. Он даже чувствует что-то, похожее на открывающееся второе дыхание, и оптимистично думает, что так дойти до монастыря будет не так уж сложно. Но потом к затылку и вискам снова подкатывает тяжёлая боль, а шепот сгущается, начинает звенеть в обоих ушах разом. По мере приближения к монастырю такие волны накатывают все сильнее, все ярче, и временами Зорану кажется, что он вот-вот вообще потеряет ориентацию в пространстве вообще, просто упадет, обессилев, и так никуда и не дойдет.

Примерно этим он и заканчивает, когда головная боль усиливается настолько, что начинает горячо отдаваться в затылке с каждым шагом: без сил сползает на землю. И тщетно твердит себе: ничего, ничего, отдохнуть немного, и станет легче. Хотя уж если признаваться самому себе честно – пока ничто не указывает на то, что станет легче, даже наоборот, Зоран как будто начинал чувствовать ледяные прикосновения к плечам, словно матушка пыталась заставить его развернуться и уйти.

Эжен поначалу осторожно полагал, что до более плотной работы с учениками его еще какое-то время не допустят, продолжат обкатывать его педагогические способности на отдельных лекциях. Но, судя по всему, предположение это было неверным и Савиньяка сразу планировали включить в работу на полную катушку. Старшие мастера уже дали ему понять, что занятия стоит брать на себя поактивнее, потому что он тут подвернулся как раз своевременно и мог удачно прикрыть собой амбразуру там, где ученики искрились интересом и возникали с запросами. Часть из этих запросов Эжен даже успел ощутить напрямую, почувствовать на собственной шкуре. И как раз вовсю планировал под них занятия, когда его дополнительно нагрузили еще одной задачей: скоро в монастырь прибудет новый ученик, нужно помочь ему здесь устроиться.

У Эжена даже мысли не возникло спорить. Он по умолчанию полагал, что такие решения принимаются небезосновательно и взвешенно людьми, которым гораздо виднее, чем ему самому. Поэтому дальше он занимался тем, что пытался выяснить побольше деталей, чтобы лучше подготовиться к встрече. Но довольно предсказуемо особых деталей не получил, в основном все ограничилось посылом, что вот день, вот примерное время, а дальше разбираться придется на ходу. Не то чтобы Эжен был в полной мере к такому готов - для него подобная концепция "встреч" все еще была непривычной, в академии в свое время ничего подобного не предполагалось, там процесс был устроен на иной лад, - но ничего невыполнимого для себя пока не видел. В конце концов, для других мастеров и даже для некоторых обитателей это явно было что-то из области рутины, и Эжену тоже пора было в эту рутину включаться.

Поначалу как будто все шло достаточно понятно. Эжен, как его и проинструктировали, ждал своего будущего подопечного у ворот и даже уже видел фигуру, поднимающуюся к воротам по горной тропинке. Но потом в какой-то момент фигура осела на землю так тяжело, словно уже не планировала подняться, и стало очевидно, что стандартным вариантом "встретил - проводил" ограничиться не получится, и Эжен заспешил навстречу ученику.

- Привет. Что случилось? - спросил он, подойдя ближе. Сидевший на земле юноша был зеленоватого цвета, но в сознании и в целом выглядел так, как будто можно прощупать его осторожными вопросами и понять, насколько все плохо и с каким анамнезом вести ученика к врачевателям. Или, может быть, дело в чем-то другом и обойдется. Эжен попробовал уточнить чуть детальнее: - Тебе нехорошо? Что-то болит? - и шагнул ближе на случай, если ученику все же понадобится его помощь, чтобы встать.

Ирину, конечно, расстроило, что их намеченная было встреча с Эженом - можно было считать это свиданием? или пока было преждевременно полагать, что у них все вот прямо серьёзно? - в итоге всё-таки сорвалась, но это было хоть и печально, но все же объяснимо. Во-первых, там Ирина накосячила сама. Несмотря на все свое намерение быть аккуратной, она всё-таки влетела в гречанку Мадженту примерно на ровном месте, огребла еще дежурство там, где вообще делать этого было не обязательно, а потом начала пытаться торговаться за то, когда ей это дежурство отбывать, и в результате только получила еще одно сверху. Причем рыжая крепко подозревала, что карают ее уже скорее профилактически, исходя из предыдущих подвигов в фигуральной зачётке. Ну да что уж теперь, сама наработала, самой и разгребать, каким бы неприятным это ни было. Во-вторых, дело отягощалось тем, что Эжена как раз перевели в мастера - ну и, судя по всему, начали его гонять по мастерским обязанностям незамедлительно, не откладывая. Ну действительно: молодой, энергичный, сообразительный, чего б на нем не поездить-то - короче, это все тоже свободных окон для встречи не добавляло. Ирина начинала хмуро подозревать, что так у них все и кончится, даже не начавшись толком. Но пока еще была настроена бороться до упора. Не может такого быть, чтобы они неделями и месяцами не могли нормально пересечься, наверняка какой-то шанс будет, надо только его не проворонить.
Правда, пока не складывалось. Вот и сейчас Ирина, возвращаясь с тренировки за пределами монастыря - она туда моталась, чтобы поотрабатывать свой огонь посерьезнее, чтобы можно было жахнуть пламенем от души и гарантированно никого и ничего важного не подпалить, если что-то пойдет не так, - сперва обрадовалась было, увидев шагающего навстречу Эжена, но быстро поняла, что ее радость тут вообще не в кассу. Что вцепиться в молодого человека вот прям щас и навязать ему свою компанию не выйдет никак, потому что он явно шел куда-то очень адресно. А вглядевшись чуть внимательнее, Ирина и поняла, куда именно. На обочине тропинки сидел - даже скорее, полулежал, - худенький паренек. И его плачевная поза и нездоровый цвет лица очень быстро пошатнули решение Ирины не мешать людям и быстренько прошмыгнуть мимо. Что она, зря у сифу Давенпорт пороги околачивает и целительницу из себя корчит. Может, и пригодится сейчас. Поэтому вместо того, чтобы тихонько обойти обоих стороной, Ирина наоборот, рванула на сближение. И окликнула в первую очередь Эжена: - Вам тут помощь нужна? Я немного лечить умею. - Что-нибудь действительно серьезное, конечно, ни фига не вылечит, но какие-нибудь симптомы припорошить, чтобы пациент до лазарета-то дожил, это должно было быть ей вполне по силам.

Когда Зоран опускается на землю, в первые мгновения ему становится легче. И дышать как-то попроще, и от головы немного отлегает, и оптимистично кажется, что еще немного, и станет вообще хорошо. Но потом, при попытке встать, на него опять наваливается болезненная тяжесть, а шепот матушки вновь набирает силу, снова начинает тревожнее звенеть в ушах.
Не ходи туда, милый
Они сделают тебе больно
Разлучат нас
Давай вернемся

Спускающегося по тропинке человека Зоран замечает лишь тогда, когда тот уже совсем близко. Вернее, первой его замечает – если так можно сказать – матушка: она вскрикивает и бросается наперерез. Зоран не столько видит это, сколько чувствует. На пару мгновений он все же успевает заметить тень, которая, раскинув руки, встает между ним и незнакомцем – не пущу! – и от эха этого крика у него вновь начинает неистово раскалываться голова.

– Не подходите! Она вас боится! Мне больно! – бестолково вскрикивает Зоран и обхватывает голову руками. Его сейчас не хватает ни на более внятные ответы, ни хотя бы на внятные рассуждения. Он сейчас может только провести простейшую линию: чем сильнее волнуется матушка, тем сильнее трещит голова, возможно, боль успокоится, если незнакомец отойдет. Появившуюся с другой стороны девушку Зоран пока не замечает вовсе: она словно бы попадает в слепое пятно, причем не только для него самого, не вызывает тревоги и потому остается совсем вне зоны его внимания.

Попытка Эжена приблизиться к юноше оказалась пресечена неожиданным выкриком. Таким, словно Савиньяк только что лично наступил ученику на больное место, с особым цинизмом. Эжен пока не понимал, в чем дело - ни по поведению юноши, ни по его сумбурному выкрику, - но сразу же остановился, даже отступил на шаг, показывая, что готов на чужое личное пространство без нужды не давить. Пока для него ситуация скорее выглядела так, что лучше было в ней сперва разобраться, а потом уже принимать какие-то существенные решения.

- Не переживай. Я не подхожу, - пообещал Эжен. Он уже торопливо соображал, как подступиться к проблеме и с какого конца ее раскручивать - после того, как он лучше вдумался в слова юноши, у него появилась догадка, но это было вот даже не полдела, а в лучшем случае процентов пять, - и внезапное появление Ирины его даже обрадовало, потому что открывало дополнительные возможности. Тем более, что девушка неожиданно, но очень кстати отрекомендовалась целителем. Так что как помеху Эжен ее не воспринимал сразу и в ответ на вопрос Ирины кивнул, соглашаясь, что помощь от нее была бы очень вовремя.

- Скажи, пожалуйста, - обратился он к юноше, проверяя еще одну небольшую догадку, - эта "она", о которой ты говоришь, - она боится нас обоих или только меня? - и он указал на Ирину, привлекая к ней внимание ученика. Если окажется, что Ирина сможет подойти к юноше, не тревожа его лишний раз, и что-нибудь сделать с его болезненным состоянием, это будет чудесно и заметно упростит дело.

Ирина, если уж говорить начистоту, скорее ожидала все же посыла нафиг, когда полезла предлагать свои бесценные умения. Потому что тут явно происходила какая-то мастерско-ученическая история, в которую рыжая, по идее, не вписывалась никак. Но Эжен вдруг взял и кивнул в ответ на ее вопрос, может ли она тут чем-то помочь, и тут уже стало поздно делать вид, что она просто мимо шла. Ирина, впрочем, и не собиралась. Сама вызвалась же, никто за язык-то не тянул.
Паренек выглядел непонятно зашуганным и на повышенных тонах требовал к нему не подходить. Эжен же почему-то ему в этом потакал - Ирина не могла сказать, что она понимала, почему нельзя просто как следует встряхнуть новичка и потребовать не дурить и не орать на людей, которые помочь хотят, но все-таки спорить и лезть поперек не стала. Ладно, значит, будут заходить издалека, с реверансами и уговорами.
- Эй, привет, - окликнула Ирина паренька, стараясь все-таки привлечь его внимание - вот и Эжен как раз на нее показывал, и как будто ей пора было вступать с помощью, как наобещала. Она прищурилась, вглядываясь в ауру новичка, и предсказуемо не увидела там ничего хорошего - у него голова вся горела алым, словно охваченная злым огнем. Блин. Да у него ж, наверное, башка уже не просто раскалывается, а распадается на куски. Причин для такой боли Ирина пока не видела - но, возможно, их пока было просто не видно за этим красным пожаром, а если симптом снять, могло что-то внятное и показаться. Раздельно, четко и по возможности без нажима Ирина сказала: - Я могу сделать так, чтобы у тебя не болела голова. Но для этого мне надо подойти. Да? Согласен? Сейчас подойду и подлечу тебя. Договорились? - Она осторожно сделала шаг ближе, потом еще шаг, проверяя, что не получит в лицо аналогичный вопль с требованием не подходить.

– Не подходите, – сдавленно повторяет Зоран, как заклинание, в тщетной надежде, что оно сработает. А оно... внезапно и впрямь срабатывает. Хотя казалось бы, у незнакомца нет ни одной причины прислушаться – и тем не менее, он замирает, бросает попытки приблизиться. Проявляет понимание – и Зоран старается ответить тем же, проявить встречное понимание, что есть сил вслушивается в обращенные к нему слова.

Вопрос неожиданно застаёт его врасплох. Сосредоточившись на незнакомце, Зоран все никак не может заметить еще и появившуюся неподалеку девушку. Он обращает на нее внимание лишь после прямого указующего жеста. – и несколько полных секунд разглядывает удивленно и растерянно.
Она... нет, она не кажется Зорану опасной сейчас, когда терпеливо смотрит и обещает лечение. На самом деле, ему не кажется опасным и незнакомец, от него как будто можно скорее дождаться помощи, чем подлости. Но матушка думает по-другому. Зоран по-прежнему чувствует ее плотную тень, все пытающуюся встать между ним и незнакомцем, и отзвуки ее испуга пульсируют болью у него между висков. А вот рыжая девушка... нет, ее матушка как будто не опасается, даже не оглядывается на нее. И потому Зоран честно отвечает: – Только вас.

Девушка тем временем обещает сделать так, чтобы у Зорана перестала болеть голова. Непонятно, за счет чего она планирует это сделать: у нее едва ли где-то в рукаве прячется аптечка с обезболивающим, да и в целом, насколько он сейчас может судить, она не выглядит как человек, который будет носить с собой хоть даже самую крошечную аптечку. Но какой у Зорана выбор? Или надеяться, что все пройдет как-нибудь само – или всё-таки рискнуть и довериться девушке. И Зоран все же осторожно соглашается: – Ладно. Договорились.

- Не подхожу, - еще раз согласился Эжен. Он, конечно, не разбирался в целительстве, но пока, как ему казалось, не видел причин немедленно, наплевав на любые протесты, перебрасывать ученика через плечо, как мешок из-под картошки, и в принудительном порядке волочь в лазарет. Тем более, Ирина, которая вызвалась помочь и, по ее собственным уверениям, кое-какие вещи все же знала, пока тревожных сигналов не подавала. Эжен сильно сомневался, что девушка промолчала бы, если бы увидела что-то, что посчитала бы заслуживающим немедленного внимания и немедленных же решительных действий. Поэтому пока он полагал, что у них есть возможность не торопиться и постепенно, ступенчато разобраться с тем, в чем проблема юноши и как ее решать.

На самого Эжена ученик пока по-прежнему смотрел тревожными глазами. Зато подтвердил, что Ирина не вызывает у него опасений - вернее, у какой-то таинственной "нее", о которой все еще ничего не было известно, но вряд ли в данном случае была принципиальная разница. Эжен попросил Ирину: - Помоги, пожалуйста, - и мысленно порадовался тому, что девушка оказалась рядом. Без нее все могло оказаться в разы сложнее.

Какое-то время Эжен не спешил лезть с расспросами, а ждал, пока головная боль ученика перестанет так сильно осложнять диалог. Догадка у него была, и она только подкрепилась, когда выяснилось, что правило "не подходить" касается только его самого и на Ирину не распространяется, - но все равно, догадка эта была еще очень зыбкой и основывалась на том, что Эжен сам нетвердо понимал. Тут было бы неплохо узнать еще хоть немного больше перед тем, как строить выводы. Эжен подождал, пока Ирина закончит целебные манипуляции, и тогда только уточнил: - Скажи, пожалуйста: эта "она", о которой ты говоришь, - кто она? Что ее пугает, чего она хочет? Ты можешь рассказать о ней больше?

Да Ирину тут, в целом, и просить-то лишний раз не требовалось. Она и сама полезла бы помогать - не только для того, чтобы показать Эжену, какая она умница-благоразумница и заработать лишний плюсик в его глазах, но еще и потому, что зелёного от боли пацана ей было откровенно жалко и очень хотелось как-нибудь помочь. Вернее, почему "как-нибудь": она ж даже знала, как конкретно. Но все эти соображения ничуть не помешали рыжей зардеться в ответ на тихую просьбу Эжена и торопливо закивать: мол, да-да, щас все сделаю, только попроси.
Благо, здесь упрямиться пацан не стал и подпустил Ирину к себе относительно спокойно, можно сказать, без боя.
- Ты только не дергайся, - все равно предупредила Ирина. Мало ли, люди разные есть, нервные, некоторые при виде магии сразу начинают выть и руками махать куда попало, это ж сейчас никому не сдалось. - Я тебя даже трогать лишний раз не буду, лады? Вот руки, на виду. Не трогаю. - Она поднесла ладони к лицу новичка, но задержала их чуть поодаль, и пальцами пошевелила: мол, вот они, пальчики, тут, никуда не лезут без спроса, ничего не трогают. И в то же самое время рыжая потянула от ладоней к голове мальчишки целебную энергию синего цвета, которой она намеревалась прибить боль и разобраться, откуда она там лезет-то.
Это был не такой простой прием, как хотелось бы. Обычно Ирина хваталась руками, потому что ей позволяли руками хватать, и сразу напрямую от пальцев вваливала энергию в тело пациента. Тут ей еще приходилось тянуться, и нужно было на этом сосредоточиться отдельно, не позволять энергии размазываться и разваливаться - ну, и Ирина стиснула зубы и таки не позволила. Не зря же она уже вовсю обкусывала снизу следующую, более-менее профессиональную ступеньку врачевания. Надо было соответствовать. И Ирина в своих глазах пока соответствовала - не без напряга, но прибить чужую головную боль ей удалось.
Правда, после этого не то чтобы стало легче. Никаких понятных, четких симптомов, которые помогли бы влепить пацану диагноз и с которыми можно было бы тут плюс-минус справиться, рыжей не открылось. Вместо этого она увидела две яркие верхние чакры - особенно самую верхнюю, та пылала аж на износ - и откровенно побоялась лезть.
- Блин, да это, похоже, из-за магии какой-то! - только и сказала она вслух. Верхние чакры - это что-то в районе всяких мысленных упражнений типа прорицания, на этом познания Ирины, заканчивались. Поэтому здесь она посчитала самым логичным допросить самого пациента и с подозрением поинтересовалась: - Это ты нам что тут сейчас наколдовать пытаешься?

Пока Зоран тщетно ищет взглядом аптечку у рыжей девушки на поясе, на бедре или хотя бы в рукаве, та уже подходит ближе и неожиданно показывает ему... руки. Просто совершенно обычные руки, светлые и чистые, без колец, с парочкой ссадин на костяшках, с длинной красноватой царапиной на одной из ладоней – Зоран медленно скользит взглядом по этим деталям, цепляется за них, тщетно силясь сложить два и невесть что, понять, чего ждать и к чему идет дело.

Ему так и не удается понять, почему и как, но внезапно становится легче. От лба и висков по голове словно бы прокатывается прохладная волна, остужает и унимает ноющую боль, и у Зорана от облегчения даже перед глазами проясняется.
Он чувствует, что это не надолго, что причина боли – матушкина встревоженная настойчивость – никуда не делась, а значит, недалек тот час, когда ее тяжелое сверло снова заставит голову запылать от боли. Но тем не менее, за передышку Зоран уже благодарен.

– Спасибо, – коротко говорит он. И пытается наскоро уточнить: – Это было наложение рук, что ли? – А тут и рыжая девушка сама уже начинает говорить про магию, обращаясь к незнакомцу, который по-прежнему ждёт рядом, и Зорану становится примерно понятно, в какую кроличью нору он забирается и какими способами его проблемы будут пытаться решить здесь.
Впрочем, неважно. Лишь бы помогло.

Вопросы незнакомца – прощупывающие, не очень приятные, тревожащие. Особенно они тревожат матушку, она беспокойно хлопочет рядом – нет, не говори, они злоумышляют против меня, против нас, не помогай им, не смей. Зоран колеблется, трёт висок, который уже понемногу начинает снова стягивать болью, и наконец все-таки решается ответить: – Это... моя мама. Она умерла некоторое время назад, но все равно вроде как со мной. Вот. – Рассказывать больше ничего он не готов, пока не поймет, как здесь отреагируют на его признание. И вглядывается в незнакомца пристально, с подозрением и вместе с тем – с легким интересом. Матушка по-прежнему готова грудью закрывать Зорана от него, и она, кажется, никогда раньше так не делала, и... почему?

Подтверждений догадке постепенно набралось столько, что ее уже можно было оформлять в уверенную версию.

Во-первых, Ирина, взявшаяся облегчить головную боль ученика, довольно быстро сообщила, что причину видит в магии. Ничего конкретнее она не сказала, но Эжену отсюда уже хватало общих соображений, чтобы сделать выводы. Головную боль, как правило, вызывала магия, которая преимущественно концентрировалась именно в голове, там имела своеобразную "дверь", через которую направлялась сила мага. Так что список был весьма ограничен - и шаманизм, насколько Эжен разбирался по рассказам брата, в этот список входил. Ну и во-вторых, ученик все же ответил на обращенные к нему вопросы, хоть и неохотно, и очень сжато, и тем самым окончательно подтвердил подозрения. Они здесь говорили о духах - и это а) давало определенность, но вместе с тем б) требовало как можно скорее переводить дело в более разбирающиеся руки.

- Послушай, - терпеливо воззвал к ученику Эжен, стараясь его не задавить, а именно что переубедить - если на него, заметно накрученного, давить, это явно ничем хорошим не кончится. - Способность говорить с духами умерших - редкая, но не ненормальная. Но тебе нужно будет взять ее под контроль. Если ты не научишься контролировать свою магию, то она станет контролировать тебя сама. И поверь, хороших последствий в таких случаях не бывает. Если ты пришел сюда за помощью, то тебе помогут. Ты найдешь здесь помощь, обещаю. Но для этого тебе придется довериться нам, а не ей. Ты сможешь? - Эжен в своем изложении, конечно, все ужасно упрощал до общих черт и старался в этих общих чертах не наврать. Но его текущий план был очень прямолинеен и включал всего два пункта: успокоить ученика и заручиться помощью Гийома. Более полезных действий он как будто предложить сейчас не мог.

Новичок очень напоминал Ирине волчонка - настороженный, недоверчивый, даже смотреть умудрялся исподлобья, хотя роста явно был отнюдь не скромного. Но рыжей с ее целительскими замашками, кажется, удалось заработать в глазах пацана несколько очков доверия. Во всяком случае, бурчащего "спасибо" она удостоилась.
- Ну да. Типа того наложение рук, - подтвердила Ирина. - Полегчало же? Ну вот, работает лучше таблеток. Ты обращайся, если что. - Правда, лучше всё-таки не к Ирине, больные головы с налетом шаманизма было лучше к кому поопытнее носить. А насколько поняла рыжая - ну, вернее, как, сама она особо здесь ни черта не поняла, а сориентировалась в основном по вопросам, которые дальше стал задавать Эжен, - именно шаманизмом здесь дело и пахло. До одури.
Вообще, Ирина честно попыталась заткнуться и Эжену не мешать. Это он из них двоих здесь был мастером, и ученик, вероятно, попадал в его подопечные, и, короче, имел место типичный мастерско-ученический процесс, в который было нефиг влезать пятым колесом. Поэтому какое-то время Ирина как могла кусала себя за язык и молчала, и все сомнительные ремарки держала при себе. Если бы она ляпнула что-нибудь тупое в диалоге один на один, весьма вероятно, Эжен отнёсся бы снисходительно, может, даже какую-нибудь идиотскую шутку оценил бы. Но вот сейчас, когда нужно окучить и упаковать ученика, дурацкие вяки со стороны были бы лишними. Портить отношения с Эженом Ирина отнюдь не хотела - напротив, она вообще-то рассчитывала их настроить самым розовым образом.
Но, естественно, сидеть тихо и не брякнуть - это было выше ее сил.
- Тебя как зовут-то, бедолага? - спросила она и сочувственно взъерошила пацану волосы. - Я вот Ирина. А это - Эжен. То есть, э, короче, лучше он сам расскажет, - чуть смешалась Ирина, перехватив взгляд Эжена и запоздало вспомнив, что вообще-то здесь должно быть про всякое "сифу" и прочее вежливое обращение. - Ну, а ты?

Зорану немного тяжело от того, что с ним общаются сразу двое. Ему приходится переключаться то туда, то сюда, а с третьей стороны его непрерывно раздергивает матушка, и трудно сосредоточиться потрескивающей головой, не запутаться, кто что от него хочет. Рыжая девушка поначалу вроде не хочет ничего, просто болтает. И отходить не спешит, хотя уже вроде по части наложения рук сделала все, что хотела, и больше ничего пока не предлагает. Но Зоран благодаря этому ее жесту теперь ее рукам вроде как немного доверяет. И совсем не против того, чтобы рыжая продолжала сидеть рядом. Тем более, что на нее матушка по-прежнему не реагирует. Матушку занимает и тревожит незнакомый парень. Тот, что с легкостью поддерживает разговор о мертвецах, словно это для него обыденность. Не удивляется, не сомневается, а просто тут же начинает объяснять, в чем проблема, чем это плохо и что делать, чтобы все исправить. Последнее, правда, размазанное и не конкретное и сводится в основном к "пойдем с нами" – если Зоран правильно понимает то, что ему говорят. Матушка, впрочем, понимает так же. И воспринимает в штыки, злится и бесится: не пущу!

– И если я пойду с вами, вы научите меня, что делать? – уточняет Зоран. Терпеливость незнакомца постепенно начинает подкупать вопреки тому, как его присутствию противится матушка. И Зоран все же делится: – Я иногда просто хочу, чтобы она замолчала. Чтобы ушла хоть ненадолго и перестала на меня все время давить. Это ведь можно сделать? Вы расскажете мне, как?
Рыжая решает снова вмешаться именно в этот момент. Наверняка она сама того не знает, но она хорошо делает, что представляет и себя, и парня, тем размазывает зарождающееся доверие на них обоих примерно в равной степени. В том, как она формулирует вопрос, как без спроса притрагивается к волосам, ощущается отчётливое тепло. Зоран поддаётся этому теплу, представляется в ответ: – Я Зоран, – и ему всего семнадцать, и у него правда уже почти нет сил, поэтому следующим из него вырывается обращенное к сочувствующим глазам Ирины, почти плаксивое: – Помогите мне, пожалуйста. Я не хочу так больше, не могу, я не знаю, сколько выдержу еще.